Дом выглядел заброшенным, но лучшего места переждать ночь поблизости не было. В домике была всего одна комната, и ни души. «Где же тот, кто зажег лампу?» Сейчас этот вопрос волновал юношу больше всего.

Марианн присел на скамью и положил рядом варежки. Пыль на столе была потревожена. Отметины маленьких лап и тонких бороздок отчетливо виднелись около самой лампы и на краю стола у скамьи.

Мышь медленно выползла, аккуратно ступая лапками. Подобрала хвост и молниеносно забралась на скамью. Она не боялась человека и вела себя довольно уверено. Как хозяйка. Марианн отшатнулся сначала от темного шерстяного клубка, но потом усмотрел в нем мышь и успокоился. А та внимательно смотрела своими глазками, в которых острыми искорками гулял свет лампы, и угрожающе двинулась к варежкам. Марианну эта сцена показалась комичной. Ведь мышь была совсем маленькой.

Вдруг слабый тоненький голосок, словно скрип старых дверных петель, промолвил:

– Пол, между прочим, холодный! Подвинься и не раздави меня ненароком!

– Что? – От неожиданности Марианн чуть не упал со скамьи.

– Зима на улице, как можно было заметить. Ты же не думал, что я буду спать в обледенелой норе?

Марианн инстинктивно хотел схватить варежки, рука уже потянулась к ним, но подумал, что зверь может укусить, и отдернул руку. Мышь удобно устроилась на варежке и замерла. От такой наглости Марианн потерял дар речи. Он хотел что-то возразить, но удивлению тому, что мышь говорит, не была предела. Марианн смог только открыть рот.

– Ты никогда говорящих мышей не видел? – спросил слабый тихий тонкий голосок. «Она еще и мысли читает?»

Марианн с сомнением произнес куда-то в комнату:

– Ты говоришь?

И, к своему удивлению, услышал ответ тем же тонким голосом:

– Кто говорит? Что говорит?

– Ты можешь разговаривать? Ты же мышь! – высказал Марианн вслух свои мысли.

– Мышь, мышь! – с чувством сказала, несомненно, мышь. – Ни уважения, не любезности. Между прочим, у меня есть имя! Мигнис. И не припомню, чтобы меня мышью называли.

Мигнис сверлила гостя глазками-бусинами, перестала потирать нос лапами. Марианн сгорал от любопытства, с открытым ртом смотрел на мышь, немного склонившись и сгорбившись, силясь разглядеть ее лучше, но держался на расстоянии от необычного грызуна.

«Вдруг все-таки укусит? Уж не мерещится мне все это?»

– А что тебя удивляет?

– Нет, ничего… – соврал Марианн.

– А как тебя зовут? – спросила мышь.

– М-марианн, – ответил юноша, а сам думал, действительно все это происходит с ним или снится? «Может, я сплю?»

– Мимарианн, – повторила тихо мышь себе под нос. Наверное, чтобы запомнить.

– Марианн! – уже более уверенно произнес он. – Не «ми», а «ма».

Мигнис не обратила внимания на замечания и пропищала:

– Двинь лампу на край стола. Теплее будет.

Марианн повиновался, хотя сомневался, что от этого станет теплее. Казалось, что мышь дуется на него.

Он почувствовал расположение к мыши. Она была маленькой, но довольно смелой. Разговаривать с человеком больше тебя, с незнакомцем! Самому Марианну было бы каково, окажись он на ее месте?

– Скажи, Мигнис, а кто еще здесь?

Мышь смотрела на Марианна и медлила с ответом, словно обдумывала, что сказать.

– Ты же видишь, что в доме только мы?

– А кто зажег лампу, Мигнис?

– Да, Мигнис, – сказала мышь. Марианн не понял ответа.

– Значит, кто-то вот-вот вернется? Наверное, отошел за хворостом или водой?

Мигнис посмотрела на дверь.

– Если кто и придет, то Яков. Сейчас самое время ему явиться.

– Кто? Кому?

– Яков. Старик-охотник. – Мышь повернула нос к Марианну. – Он почти каждую ночь приходит, если лампу зажечь. Где-то в этот час.