– Как твое имя?

А ведь я ждал этого вопроса.

– Скажу тебе его, обязательно скажу.

– Но не сейчас? Почему?

– Ты можешь случайно меня им назвать при других, а этого допустить нельзя. Ведь для всех, кроме тебя, я – это он… Ты все узнаешь, Берта, обещаю, только… Дай нам время… Немного времени…

Слышен вздох и в нем чувствуется многое – она немного разочарована, обижена. Ей любопытно и страшно. Да, она немного боится меня и это естественно. Угадываю даже облегчение в этом вздохе, потому что назови я имя – и это позволение спрашивать дальше. Она боится и отступила. Пока отступила, а ведь еще не все опасные вопросы заданы. Самый главный, боюсь, впереди. Она задаст его, когда-нибудь. Хорошо бы лет через десять…

– Обними меня… Клайд… Только… Только обними…

И она, решившись, повернулась ко мне, робко прижалась, положив голову на плечо, такая теплая и домашняя. Никаких мыслей о чем-то большем, не сейчас, ещё не время. Я подожду, сколько нужно, мы подождем. Вот легонько и ласково поцеловала, затихла, успокоившись. Под моей ладонью – гладкий шелк рубашки, ее ладонь – на моей груди и щека – на плече. И глаза близко-близко. Дыхание смешивается с моим… Щекочущее прикосновение волос… Мы – одно, так будет всегда. И горе тем, кто посмеет помешать. Шепнул ей.

– Что не засыпаешь?

Она заворочалась, устраиваясь удобнее, обнял ее немного смелее. Почувствовал, как и она немного расслабилась, прижалась доверчивее.

– Не засыпается, милый… Скажи…

– Что?

– Здесь, у меня… Ты ничего не чувствуешь? Страшно… А если… – она замолчала и уткнулась лицом в мое плечо, – страшно так… На миг обрести счастье и…

– Тсс… – положил палец ей на губы, остановив, – перестань, не чувствую я ничего. Тут – только мы, ты и я. Здесь – наша крепость, дом. Пусть пока вот так, украдкой по ночам, но… Дом.

Роберта задумалась, помолчала. И медленно кивнула, ее глаза на миг осветились странным огоньком.

– Значит, ему ничего здесь не принадлежит, – она остановилась, ее пальцы слегка сжались на моей груди, – и не принадлежало по-настоящему…

Да, она права. И снова – все сказала сама. Какой же она может быть сильной… Решившись, идёт до конца. Не умеет ни лгать, ни кривить душой. Невольно прислушался – ничего. Ни эха, ни зова. Ничего. Ему нет здесь места, оно – наше с Робертой. Она принадлежит мне, а я – ей.

– Да, Берт. Ему здесь больше ничего не принадлежит. Он не вернётся. Никогда.

– Обещай мне это.

– Обещаю. Веришь?

– Да. Обними меня крепче… Хочу чувствовать даже во сне, что ты рядом.

Усталость и все пережитое взяли свое – ее глаза закрылись, послышалось тихое спокойное дыхание. И еле слышно, шепотом, не просыпаясь – ''не отдавай…''

Роберта заснула. Еще долго смотрел на ее лицо, ставшее детски безмятежным. Когда последний раз она спала так спокойно? Бог весть… Спи, солнышко. Спи, а я еще на тебя посмотрю…

Тихое дыхание Роберты убаюкивает. Мои пальцы осторожно гладят шелковистые волосы, медленно, опасаясь разбудить. Смотрю на ее лицо и вижу, что оно становится еще более умиротворённым, губы даже слегка улыбаются, видит какой-нибудь хороший сон? О чем? Может, она сейчас сидит у своего детского костра, мечтает о принце… Или венчается в красивой церкви под звуки органа, рядом счастливые родители, друзья, гости… Девочка… Ничего этого не будет. Орган, быть может, и заиграет, но будем мы, священник и наши свидетели. Не о том ты мечтала… Отгоняю грустные мысли. Спать пора… Спать… Последнее, что слышал, медленно проваливаясь в теплую дрёму, было мерное тикание стенных часов.

Сон ушел мгновенно, нахлынул страх, веки судорожно сжались, вместо того, чтобы открыться. Страх… Вот открою глаза – и увижу, что все было жестокой игрой воображения, я никуда не переносился, не было ничего… Ничего. Роберта, ночные улицы Ликурга, горящие письма, клятва над огнем, ее теплое дыхание в полумраке тихой комнаты, щека, доверчиво прижавшаяся к плечу – все это было сном, наваждением. Внезапно проснувшейся памятью о книге на коленях, слезах, детской наивной любви…