– Ешь давай! И не ковырять!

Она прыснула от смеха, с аппетитом принимаясь за еду. О чем она вдруг задумалась?

– Знаешь, как девушки из цеха сегодня удивились, когда я на обед пошла?

– Представляю…

– А я правда такая голодная была, взяла и первое, и второе…

– И компот, – это у меня вырвалось непроизвольно.

– Что?

– Ээ, ну запила ты это все чем?

– Сок взяла, вишневый, вкусный.

– Умница ты у меня.

Рулет тем временем исчез с обеих тарелок. Роберта занялась чаем, выложила давешние конфеты. Смотрю, как она хлопочет… Щеки разрумянились, и куда бледность делась, глаза блестят весело и задорно. Хорошо… На этот раз не хочется хозяйничать, пусть сама… Вижу, как ей радостно за мной ухаживать…

Наливает мне и себе горячего от души заваренного чая, Роберта, по-моему, очень любит неспешные основательные чаепития. И я люблю эти моменты, когда все вокруг тихо, спокойно. Проблемы и вопросы смирно ждут, когда ты соизволишь до них снизойти. Осторожно поглядываю на Берту, а она снова начинает волноваться. Время идет, я обещал прийти и пришел. Ужин вдвоем, объятия… Время идет, она ждет обещанного разговора. Ждет, что я сдержу свои слова о том, что все будет теперь по-новому, что ложь закончилась. Что страх и отчаяние – позади. И я знаю – если не сдержу обещание, то никогда ее больше не увижу. Так она решила.

– Собираем посуду, Берта?

– Ну что ты, не надо, я сама…

С теплым чувством дома смотрю, как она собирает тарелки, чашки. Все пока аккуратно складывается на столике в углу, мыть не будет, ведь Гилпинам сказано, что устала и отдыхает.

– Клайд…

Роберта садится на кровать, зябко обнимает себя за плечи. Накидываю на нее шерстяную шаль, укутываю и сажусь рядом.

– На эти выходные мы едем с тобой в Олбани, Фонду, Утику… Решим, куда.

Поворачиваю ее к себе и беру лицо в ладони. Ее глаза вспыхивают радостью, надеждой, неверием. Всем сразу. От прикосновения к гладкой прохладной коже снова чувствую головокружение…

– Клайд, милый…

Уткнулась лицом в плечо и обняла, прижалась так доверчиво и счастливо. Господи, дай сил, дай уверенности в том, что я делаю… Мама… Если ты видишь, слышишь… Попроси за нас…

– Да, Берта, на эти выходные мы обвенчаемся. Это решено.

– Клайд, это правда? Правда? Ты правда поедешь со мной туда?

– Да. Игры закончились, и все, что было до вчерашнего вечера – закончилось.

А теперь…

– Я все тебе расскажу, Роберта. Все.

– О чем ты говоришь?

В ее глазах снова плеснулись беспокойство и неуверенность. Как же она боится, что снова что-то случится, что-то помешает, что-то не позволит… Нет, ещё не сейчас, пока поговорим о другом. Улыбнулся, взял ее за руку, слегка сжал пальцы, стараясь ободрить и успокоить.

– Сначала о наших планах и твоём положении, да?

Наших. При этом слове беспокойство в ее взгляде улеглось, она кивнула и приготовилась слушать, сжав мою руку горячей ладонью. Усмехнулся и подмигнул.

– Помнишь первую записку? Ничему не удивляться. Эти слова все ещё в силе, Берт. Я тебя спрошу, а ты не стесняйся и не удивляйся, как будто ты сейчас у доктора.

Поймал себя на том, что говорю с ней, как с ребенком, которого надо успокоить. Что же, так оно и есть пока… Ох, меня бы кто успокоил… Берта кивнула вторично, слегка покраснев.

– Ну, Клайд…

– Надо знать, на каком мы свете с беременностью, какой точный срок.

– Нуу…

Роберта нерешительно замялась, я же продолжаю, и с каждым следующим сказанным словом все больше успокаиваюсь. Все, наконец, сдвинулось, я действую правильно, все будет хорошо. Я – дома. Передо мной – моя невеста.

– Первый день последних месячных когда был, помнишь?

Она покраснела уже всерьез, закусила губу и наморщила лоб, стараясь сообразить поточнее.