Кроме того, весьма невысоким было и качество исправлений. Реформа проводилась под знаком возвращения к византийским корням, однако инициаторам не хватило образования: за основу “справы” были взяты не тексты древних греческих или славянских книг, как утверждали реформаторы, а современная им греческая богослужебная практика и тексты греческих изданий XVII в. (напечатанных в Венеции за неимением типографии в Константинополе). Неоднократно заявлявший о своем “грекофильстве” Никон греческого не знал, а его помощники трактовали своеобразно. По старообрядческому преданию, на вопрос Арсения Грека об исправлениях патриарх ответил: “Правь, Арсений, как попало, лишь бы не по-старому”. Это предание очень похоже на правду. В ходе “справы” были допущены многочисленные ошибки и нелепости. Многие из них – причем в основных богослужебных текстах – дожили в Русской православной церкви и до сего дня. Например, в Символе веры вместо слов “и в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго” осталось только “и в Духа Святаго, Господа животворящаго”. Из-за такого весьма произвольного редактирования получалось, страшно сказать, что никониане верили в Бога “животворящего”, а не “истинного”. Справедливые возражения противников реформ привели только к еще большему ожесточению партии власти. Эти недочеты реформы, оказавшиеся в итоге роковыми, отражали кризисные явления в Русской православной церкви и обществе. Еще на Стоглавом соборе 1551 г. было признано, что в московском царстве “учителей нет, а те, что есть, сами грамоте мало умеют”, и решено повсеместно “у священников, у дьяконов… учинити в домех училища… на учение грамоте и на учение книжнаго письма”. Однако сделано в этом направлении было мало. Спустя 100 лет один из обвинителей Никона на соборе 1666–1667 гг., митрополит газский Паисий Лигарид, выразил единодушное мнение приехавших в Москву греческих иерархов – главной причиной раскола является состояние общего и богословского образования: “Искал я корня сего духовного недуга и в конце концов нашел два источника его: отсутствие народных училищ и недостаточность библиотеки… Если бы меня спросили, что служит опорой духовного и гражданского сана, то я ответил бы: во-первых, училища, во-вторых, училища и, в-третьих, училища”.

Наконец, с психологической точки зрения интересен тот факт, что сам Никон, очевидно, довольно быстро охладел к своим реформам – книги, издававшиеся при нем в 1658–1666 гг. в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре, напечатаны по-старому, без исправлений. Своему бывшему единомышленнику Неронову он разрешил в 1657 г. служить по старым служебникам – со словами “обои-де добры – все равно, по которым хощеш, по тем и служи”.

Тем не менее церковные соборы 1656 и 1666–1667 гг. отлучили противников реформ от церкви и прокляли их “как еретиков и непокорников”. Эти решения закрепили раскол русской церкви на никонианскую, признаваемую государством собственно церковью, и старообрядческую, объявленную после анафематствования еретической. С этого времени движение раскола стало набирать силу. В “воззваниях” 1667–1668 гг. патриарх Иоасаф называл в числе поборников “старой веры” и служилых людей, и “ленящихся работати” крепостных крестьян, и монахов, и “белых” священников; по его словам, это было “всенародное множество”. У раскольников появились свои вожди: дьякон Федор, инок Епифаний, священники Лазарь и Аввакум.