В середине рабочего дня вместо обеда я решила сходить в поликлинику. Сильно болел глаз. Я не могла смотреть на монитор и даже в книгу, строчки расплывались, начинала раскалываться голова. В поликлинике мне измерили давление и вызвали «скорую». Так я попала в больницу.
У меня не было с собой сменной одежды. Я позвонила маме и легла, накрывшись одеялом с головой. Свет резал глаза. Вечером мне должны были сделать МРТ. Помню, больше всего я беспокоилась не о том, что со мной и насколько это серьезно, а о том, что оставила рабочее место и меня некому заменить. Мое собственное состояние волновало меня ровно настолько, насколько оно могло помешать работе – я должна была хорошо видеть и быстро соображать. Я позвонила Леше и попыталась уговорить его привезти мне документы и компьютер, но он велел выкинуть работу из головы и отдыхать.
Моей соседкой по палате оказалась приятная женщина лет шестидесяти. Она напомнила мне бабушку Тасю. Мы разговорились. «Почему ты, такая молодая, оказалась в неврологическом отделении?» – спросила она, и я с удивлением поняла, что совсем не чувствую себя молодой. Я с гордостью рассказала ей свою историю – историю успеха, которая привела меня на больничную койку. Соседка тоже работала бухгалтером…
Что такое вообще «жить»? И насколько важно жить каждый день?
Обследование показало предынсультное состояние и повреждение сосудов глаза. Это означало, что в ближайшее время на работу я не вернусь. И даже если восстановление займет всего пару месяцев, компания не сможет все это время функционировать без бухгалтера.
В больнице я не могла ни читать, ни смотреть видео. Только спать и думать. О том, что вовремя сданный отчет оказался для меня важнее, чем собственное зрение. Было очень страшно. Быть честным с самой собой вообще страшно. Страшно было даже позвонить на работу и сказать, что я не приду. Тогда я еще не знала, какую свободу может подарить тотальное поражение, однако вдруг поняла, что у меня есть только я. Конечно, были еще родители и Леша, но когда я лежала под одеялом и ничего не видела, а только слышала свое дыхание, единственным человеком, который мог мне помочь, была я сама. Я должна была изменить свою жизнь.
В больнице я почувствовала, что нуждаюсь в чем-то, чего никогда не получу, работая бухгалтером.
Шла вторая неделя моего лечения. В буфете я увидела совершенно лысую девушку с очень бледной кожей. Она была из ракового отделения. Я купила шоколадку «RitterSport», ела ее и пыталась понять, от чего отвлекаю себя сладким? От того ли, что жизнь очень коротка? От того, что я не смогу в ближайшее время работать в полную силу? Или от того, что пора звонить в коллегию и сообщать, что им придется искать другого бухгалтера?
Я позвонила Леше.
– Хочу уволиться, но мне страшно.
Он меня поддержал. Сказал, что найдет другую работу. Главное, чтобы я была здорова.
Его слова очень помогли. Леша – мой самый близкий друг и знает меня лучше многих. А еще я подумала о девушке из буфета. Вылечится она или нет? Сможет ли жить дальше? Что такое вообще «жить»? И насколько важно жить каждый день? Живу ли я, работая бухгалтером? Или, раз со мной случилось такое, с моим выбором профессии что-то не так?
Влажными от волнения руками я взяла телефон и набрала номер финансового директора Светланы.
– Если честно, мне не лучше. Очень прошу – ищите другого бухгалтера. Первое время я побуду с ней, все объясню и покажу.
Светлана была удивлена и попросила приехать в офис, как только меня выпишут. Я пообещала и положила трубку. Больничный коридор вдруг наполнился светом. Впервые за очень долгое время мне показалось, что я приняла правильное решение.