Наутро она обнаружила пустыми две клетки рядом с собой, – одна напротив, с той самой первой подружкой, с глазами, полными знания и тоски, после встречи с которыми Норма перестала думать и даже пытаться на что-то надеяться, и еще одна, в дальнем углу, где лежал большой черный пес. Это было сигналом для нее – все правда, они придут и все закончится. И глаза ее начали приобретать то самое выражение, которым встретила ее ныне ушедшая соседка, выражение, от которого любой, имеющий сердце, не сможет пройти мимо. Но пройти было некому, она уже приняла это.

На третий день она отказалась от еды. И пить не стала. Кашель и боль в спине, безразличие, овладевшее ею, – все вместе значили одно: ничего больше не будет, ждать некого, нужно просто закрыть глаза, – и радостные картинки придут сами. Не будет больно, не будет холодно, станет нестрашно. День она провела в оцепенении, и, если бы она была человеком, то сказали бы, – в беспамятстве.

Потом вошел тот, кто сначала увиделся ей спасителем: он приносил еду, разговаривал с каждым обитателем, не бил и не кричал оглушительно. Сейчас даже он был неинтересен. Она не повернула головы, когда он положил что-то в ее миску.

– Ну вот, видите, не ест. Да, температура немного спала. Кашляет чуть меньше. У вас есть десять дней. Только.

Протянутая к ней рука была мягкой и теплой. Норма приподняла голову, услышала голос, он что-то ей напомнил, но что? Взглянула с надеждой – ее Девочка стояла перед клеткой, рядом еще кто-то незнакомый. Тоже слегка потрепал по шее. Эти двое переглянулись.

– Собаченька, тебе нужно немножко потерпеть, мы должны все подготовить, мы вернемся, обязательно. Поправляйся, хорошо? – сказала Девочка.

И они ушли. Что это было?

И снова кашель, сны – или забытье? Не было никакой девочки, есть эта клетка, желтоватый свет и ожидание. Она попила воды, есть еще не могла. И потянулись опять минуты, часы, еще одна ночь, тот же озноб, те же попытки согреться, свернув все тело тугим клубком.

Когда ее Девочка появилась снова, и опять не одна, Норма не знала, рада она или испугана. Куда они ее ведут? Там опять боль и голод, или что-то еще, неведомое, но пугающее. Ее маленькая жизнь научила ее ждать, но каждый поворот в ее судьбе приносил новые испытания и оставлял все меньше места надежде.

Но это она, ее Девочка, с этими мягкими руками, этим уже знакомым нежным голосом. Она не может, не должна обмануть и предать.

Но куда, куда же они ее ведут?

Им стоило большого труда посадить ее в машину, успокоить. И увезти в свою жизнь.

Я читаю Анечке историю про Норму. Анечка спрашивает: «А что было дальше?»

А дальше была новая жизнь. Норма плакала и лаяла днем, вызывая возмущенные жалобы соседей, дожидаясь ее Девочку с работы. И радостно бежала гулять, подхватывая по дороге все, что казалось ей съедобным и торопясь проглотить, пока не отобрали. И получала за это строгие, но нестрашные выговоры. И, вырывая поводок, мчалась дальше, приседая на каждом метре, обозначая свою территорию.

Она постепенно привыкает к новому дому и особенно к серому толстому пушистому зверю, который издает противные звуки и норовит надавать оплеух, если зазеваешься. Она даже учится в «домашней школе» и уже научилась выполнять несколько команд, отзываясь на «Сидеть», «Лежать» и «Лапу!». И она ловит каждую минуту, когда ее Девочка дома и принадлежит только ей. А чтобы это не кончалось, она садится или ложится рядом, или на Девочкины ноги, а еще лучше – притулившись всем телом и прикрыв глаза, притворяется спящей, загородив той все пути к отступлению.