– Правде, братец, надо смотреть в глаза, – вздохнул Широков. – Войны-то не прекратились. Конфликтов-то становится всё больше. Всё больше насилия. А ты – человек, человек… Нормы эти твои международные сплошь и рядом беспардонно нарушаются. Каждый божий день гибнут и страдают люди, дети. Жизнь человеческая, как и в темные времена первобытно-общинного строя, по-прежнему ничего не стоит!

– Тебя послушать, Широков, так выходит, что мы в пещерном веке живем. Из-за куска мяса или по навету шамана друг друга убить готовы. Человечество совершило настоящий скачок в будущее, воплотив давнишнюю мечту просветителей всех времен – отменило пытки, объявило войну насилию. Людям запретили делать то, чем они с упоением занимались всё время, пока живет на земле человек, – мучить, истязать друг друга, издеваться друг над другом. Измываться над себе подобными. Обижать человека запретили! Наказывать за правонарушения – да, но не травмировать физически и не унижать человеческое достоинство.

– То-то я смотрю, в тюрьмах сегодня – небывалый аншлаг. Воспитываем нового человека?

– На Западе в тюрьме сидеть – одно удовольствие, и мы к этому тоже рано или поздно придем. Гуманное отношение к любому человеку, пусть даже он и оступился, совершил преступление. Смертная казнь почти повсеместно отменена, потому что нет ничего важнее и ценнее жизни. Вот что, Лёшенька, отличает нас от наших предков. Небо и земля! В этом смысле мы – небожители!

Широкову показалось, что над головой Причепливого засиял нимб. Он насадил на вилку соленый огурец и многозначительно поднял свой пластиковый стакан. Оказалось, что спиртное где-то под столом еще осталось. Разлили. Собеседник почин поддержал.

– Жестокость и насилие, старина, в цивилизованном обществе караются законом, – продолжал Причепливый. – Даже жену свою, Василису Евлампьевну, эту святую женщину, я теперь пальцем тронуть не могу! Культ женщины – как долго мы к этому шли. Раньше чуть что – ведьмами объявляли, на кострах сжигали, за людей не считали. А теперь – пожалуйста!

Из дверей дачи появилась супруга Широкова – Валя, молодая полноватая женщина с русой косой и ясными голубыми глазами. Она была удивительно похожа на своего мужа, как сестра порой бывает похожа на брата, только в «женским исполнении». В руках у хозяйки была здоровенная кастрюля с замаринованным мясом.

– Мальчики, угли остывают, пора ставить шашлыки, – напомнила она, достав из пакета шампуры, как охапку стрел из колчана. Чтобы не мешать умной беседе, женщина деликатно удалилась.

– Полно тебе: женщину как продолжательницу рода и хранительницу очага оберегали всегда и везде. Я даже не про матриархат сейчас говорю. За женщину мужики сражались, кровь проливали, жизни не жалели. А что на кухне держали, так это из соображений безопасности.

При этих словах Широков проводил благоговейным взглядом удаляющуюся плавной походкой богатую Валину фигуру.

– Потребительское, утилитарное отношение! – опять не согласился Причепливый. – Всё было исключительно в угоду мужским нуждам и прихотям: хочу – люблю, хочу – боем бью. Теперь этому положен конец. Женщина не только свободна и равноправна, но и задает тон инертному обществу, где некогда командовали мужчины. Причем фору тетки нам дают по всем направлениям – от политики до компьютеров. Так нам, кстати, охломонам, и надо!

– Ну, это ты, дружище, хватил. Если дело и дальше так пойдет, то скоро мужики начнут за свои права, как женщины в конце XIX века, бороться, на улицы с транспарантами выходить. Так что достижение-то оно конечно достижение, но прогресс или регресс – это с какой стороны посмотреть. Ой, чует мое сердце, эти попытки переделать природу до добра не доведут…