– Говоришь, ты Моне? Магистр предупреждал, что ты будешь бычить. Но сказал: если тебе что-то не понравится, ты можешь поискать себе другое место. Он говорит, что ты перестал приносить деньги. Карманишь? Смотри, если карманишь, мы ведь сдадим. Мы-то с Павлом умеем деньги зарабатывать. Уже познакомился с ним? Он у другого выхода. Хороший дядька. Будем вместе следить за тобой. Пристально. И все рассказывать начальнику, ясно?

Я молчал. Мне хотелось отправиться в Черташинку и порвать Магистра в клочья. Но нельзя было. Некоторых за одни лишь слова недовольства в адрес Магистра могли изгнать, что уж говорить про рукоприкладство.

Бросив ругательства в сторону Косого, я вернулся к Кофеварке. Парнишка уже освободился и, когда я подошел, протянул мне большой стакан с кофе.

– Как тебе запах? – на его лице застыло выражение, когда человек сделал что-то выдающееся и ждал одобрения.

– Я не чувствую.

– Нос заложен что ли?

– Вроде того.

Обоняние снова отшибло. Белицкий грозился записать меня к знакомому терапевту, но в день записи он оказался на сутках за то, что помогал Тетиве, нашему общему знакомому, глушить горе от расставания со своей пассией.

– Вкусное пойло.

На вкус кофе был хорош, но я был настолько голоден, что опустошил стакан, толком и не заметив этого.

– Давно не ел? – Предположил Кофеварка и протянул два пирожка.

Надкусив один, я почувствовал повидло. От сладкого зубы тотчас обдало болью.

– Спасибо, дорогой. Дай Бог тебе здоровья.

В ответ Валя дежурно улыбнулся и вернулся к своим делам. Я знал таких, как он, помогающих не по зову сердца, а чтобы спалось крепче. Чем мог, тем и помог. Помог едой – славно. День хотя бы, но от голода старик-беспризорник не умрет. Искренности в таких поступках было мало, но я был рад всем причинам, по которым мне доставались еда или деньги.

– Не в обиду, но ты можешь отойти хотя бы на пару метров? Уж слишком твой парфюм ощущаетсяы, если ты понимаешь меня.

Я чертыхнулся и отошел. Из-за проблем с носом я не чуял собственного запаха. На самом деле я никогда его не чуял. Да и не понимал, чем я мог не угодить нежным носам жилищеобеспеченных. Куртка точно была чистая – с неделю назад я стирал ее у Слесаря. Разве что штаны могли пахнуть. Неужто ли запах так отдавал?

– А что за новенькие здесь? Вы размножаетесь быстрее кроликов, – поинтересовался Валя. – Я видел одного из них, слепого. Бедный парень, моего возраста.

Я схаркнул и отвернулся. Говорить о новичках я не хотел. И уж тем более не хотел разделять восхищение недугом Косого. Все они были лгунами не меньше моего. Только их легенды были жалостливыми.

За года проведенные на улице каких только историй я не встречал. Стариков с онемевшими руками, но отлично поднимающихся за податью. Певцов, имеющих и крышу, и семьи. Женщин с грудными детьми, которых передавали между собой, как рабочий инвентарь. Видел я и тех, кто был навсегда потерян для общества, и в первую очередь – для себя. Нередко я встречал их где-нибудь среди мусорных баков с посиневшими губами и застывшим отражением неба в стеклянных глазах.

Проигнорировав вопрос, я направился к товарищу, которого чуть ранее пытался задушить. К этому моменту он расчехлил баян, и переход заполнила музыка. Играл он паршиво, но для проходящих мимо людей этого было достаточно.

Больше всего я не любил музыкантов. Да-да, те, кто скрашивает прохожим время пребывания в переходах, загребали денег больше остальных. Хотя их-то и музыкантами нельзя было назвать. Исполнители, не больше. Дай любому идиоту гитару, покажи аккорды и бой, и через несколько дней он будет называть себя музыкантом. Хотя сам-то ни одного куплета не сочинил.