В большой палате квадратной формы все детишки лежали с родителями, каждой паре выделялось одно койко-место. Помимо изнурительной температуры сына приходилось мириться с отсутствием элементарного комфорта не только ночью, но и днем. Отделение гордо носило звание «инфекционное», поэтому больным запрещали выходить в коридор, кроме как с целью получения назначенных процедур. Выздоравливающим детишкам быстро становилась тесно в палате, состоявшей из шести коек, они уже готовы были освоить навыки ползания по стенам без какой-либо оснастки. Тяжело было всем – и мамам, и детям. Я с белой завистью наблюдала за родителями пятилетней девочки, у которой папа с мамой сменяли караул. У меня вызывали уважение их семейные ценности, несмотря на то, что мы с остальными мамами испытывали дискомфорт спать с мужчиной в одном помещении. Зато мой мужчина в это время спокойно спал дома, не сбивая свои грандиозные планы и не переживая ни за меня, ни за сына.

Так вот, на завтрак нам приносили странную кашу, кусочек масла на хлебушке и какао, на обед какую-то похлебку, а на ужин тарелку разваренных, самых дешевых макарон, максимум с кусочком жареной колбаски или фрикаделькой, на которой был сварен бульон для дневного супа. Я отчетливо помню, что еда выдавалась из расчета на одно «больное» лицо, наличие сопровождающего взрослого сотрудников больницы не беспокоило. К этому моменту выздоравливающий сын начал проявлять интерес к общему столу и его тоже не устроила местная кухня.

Одна надежда была на отца. Я, конечно, сразу же бросила клич мужу, чтобы передал нам что-нибудь съестное, указала подробно перечень разрешенных продуктов и часы приема передач. И вот, на следующее утро, он как обычно… проспал, пообещав прийти вечером, а вечером у него возникла незаконченная работа, и в итоге он появился очень поздно, когда никто из персонала не хотел даже слышать о передачках. Я жаловалась, что вымучена голодом и границами палаты, сковывающими наши передвижения. Он обещал появиться на утро следующего дня с большим пакетом продуктов!

И вот наступил новый день, и еще одна моя надежда разбилась, как хрустальный бокал. Женя молчал, а значит он спал. Я не звонила сама, потому что хотела дать ему шанс и оттягивала момент разочарования как можно дальше. Утренние часы передач закончились, время подходило к обеду, а у нас по-прежнему ничего нового из еды. Никакой заботы ни о любимой женщине, ни о больном сыне.

В обед принесли какую-то жижу – иначе это не назовешь. Из чего был сварен этот суп, я так и не поняла. Все ингредиенты были перетерты: по мне, какая-то баланда странного цвета, не впечатляющая ни вкусом, ни запахом, ни внешним видом… От мужа по-прежнему ни весточки. С навернувшимися на глаза слезами, с комом обиды и с тянущей болью в голодном желудке (с которым у меня были проблемы еще с детства) я взяла ложку и открыла рот…

Я не смогла не отправить мужу недовольное смс, в котором напомнила про его ценности. Он не ответил мне ни на сообщение, ни на звонки, потому что спал. Спустя время он появился у нашего окна, как ни в чем не бывало. В тот момент я уже не хотела с ним разговаривать от слова совсем. У него не было аргументов в свою защиту, при этом я не помню элементарного слова «прости».

В больнице мы пролежали десять дней и все же не умерли с голода. А муж, все-таки выкроив в своем «плотном» графике время, смог передать нам продуктовый пакет лишь на пятый день.

После каждой подобной выходки он пытался искупить вину, выполняя любые мои желания. К примеру, после истории с больницей он купил мне дорогое кольцо с топазом – такой же формы, как в уже имевшихся у меня сережках. В тот момент мы не планировали серьезных покупок, однако мое желание иметь комплект и злая память о поведении мужа сделали свое дело. Такой внезапный подарок сильно ударил по кошельку Жени, но я была счастлива.