Революционные события 1917 г. резко изменили жизнь Охты. Из полупровинциального пригорода она начала превращаться в промышленный район, а в послевоенное время, с рубежа 1950-х–1960-х годов, стала местом массового жилищного строительства. Переходный период формирования нового («позднесоветского») облика бывших окраин застал Иосиф Бродский, отразивший свои юношеские впечатления в известном стихотворении «От окраины к центру» (1962). В первых двух строфах Бродский, не задавая какой-либо философской или литературно-игровой линии, рисует свой образ невско-охтинских берегов:
В одной из бесед с культурологом и музыковедом Соломоном Волковым Иосиф Бродский рассказал, что основой стихотворения стали его пешеходные прогулки через Малую Охту к общежитию Ленинградского университета (ул. Стахановцев, 17), где он ждал девушку, которой был тогда романтически увлечен. Бродский заметил: «…мое детство предрасположило меня к острому восприятию индустриального пейзажа. Я помню ощущение этого огромного пространства, открытого, заполненного какими-то не очень значительными, но все же торчащими сооружениями <…> трубы, все эти только еще начинающиеся новостройки, зрелище Охтинского химкомбината. Вся эта поэтика нового времени…». Длинные путешествия через городские предместья привели Бродского к парадоксальной, но удивительно глубокой мысли: «и вдруг я понял, что окраина – это начало мира, а не его конец.<…> уходя на окраину, ты отдаляешься от всего на свете и выходишь в настоящий мир».
Попробуем и мы, отчасти следуя за строками и мыслями великого поэта, «пробежать Малой Охтой» к берегам Оккервиля[8], чтобы встретить вновь таинственные волны вдохновения, которые мягче воды, тоньше воздуха и прозрачней высокого неба, открывающегося пред нашим взором на охтинских перекрестках поэзии и прозы, прошлого, настоящего и будущего…
В публикуемых далее подборках наших стихов нет какого-либо стилистического, программного или интонационного единства. И даже многие отдельные стихотворения нельзя уверенно отнести к тому или иному жанру: они зачастую синкретичны и внутренне свободны от рамок «формата» старых и новых художественных направлений. Пожалуй, одним из объединяющих нас подходов является стремление к твердым рифмам (при очевидном разнообразии фонетической и метрической структуры) – следование «заповеди» В. Маяковского о том, что «без рифмы стих рассыплется». Общим, несомненно, является и активное «перерастание» стихов в тексты песен, изначально задуманное или выявившееся в процессе создания поэтических строк, «захотевших» связать себя стройной мелодикой и ритмизацией. Впрочем, если у А. Черемисина это, прежде всего, песни-подражания, вдохновленные конкретными образцами, то у А. Долгополова это вполне самостоятельные произведения, готовые к исполнению на эстрадной сцене. Надеюсь, что читатель сможет и во многих моих стихах уловить музыкальную напевность. Но, пожалуй, различий в наших «литературных опытах» значительно больше, чем сходств. Не претендуя на профессиональный филологический анализ, все же следует кратко остановиться на наиболее характерных чертах стихотворной «деятельности» каждого из нас.