Приведенная выше концепция создания четырех миров, по мнению авторитетного комментатора «Эц Хаим» Бааль Сулама (Рав Йегуда Лейб Алеви Ашлаг (1884–1954)) может быть изображена как четыре концентрических кольца: «эти 4 стадии как 4 окружности, одна в другой, подобно оболочкам луковицы, где центральный круг – это стадия 4, ее окружает стадия 3, а ее окружает стадия 2, а ее окружает стадия 1».[61]

Однако в некотором смысле структура священного мира Хайлера оказывается противоположной мирам каббалы, в последней ближе всего к центру оказывается последняя стадия космогенеза – собственно материальный мир, в то время как у Хайлера ближе к центру круг священных переживаний. Соединение фигур обоих концепций и даст нам наглядный образ compositum oppositorum (композиция контрастов или соединение противоположностей).

В сакральной геометрии фигура, в которой точка центра одного круга находится на окружности другого круга, получила название Vesica Piscis (лат. – рыбий пузырь).[62] Граница одного круга проходит через центр другого круга и наоборот. Область пересечения двух окружностей образует фигуру, напоминающую зернышко миндаля, называется мандорлой (от ит. Mandorla – миндаль).[63] В свою очередь, «образ зернышка» в истории религии связан не только с культом плодородия, но и с культом мертвых. Все исследователи культа мертвых сходятся в одном – мертвых почитали и боялись. Довольно рано «культ мертвых» соединился с «культом плодородия», создав основу «культа предков». И в этом соединении многие авторы видят корни основного религиозного переживания – страха и удивления одновременно. Страх связан со смертью, удивление и радость – с рождением.[64] Но страх перед мертвыми связан еще с одним мотивом – страх перед тем, что они могут нанести визит живым, поэтому магический круг охраняет живых от мертвых. Фигура, полученная соединением двух окружностей, напоминает не только «зернышко», но и «яйцо».

Ярчайшее выражение этой идеограммы понимания связи жизни и смерти мы находим в ритуальной практике и в древнейших, или восходящих к древности верованиях и мифах. Так, согласно верованиям этрусков, умерший человек становился яйцом, что можно видеть на изображениях ритуального пира, на котором покойный изображался с яйцом в руке, демонстрируя собравшимся свое новое пребывание. Судя по всему, яйцо еще не оплодотворено, поэтому для того, чтобы родиться заново, необходим акт оплодотворения, что отражено во многих мифологических космогониях о мировом яйце, и, как следствие, погребальный культ сочетался с оргиастическим культом (или приобретал сексуально-магический характер).[65]

Из сопоставления двух концепций мы видим, что «святое», которое находится в центре священного мира Хайлера, должно пониматься противоречиво как центр и как точка окружности, как начало и конец, как центр одного круга и как окружность круга другого, как результат соединения переживания с предметом.

Образовавшаяся новая фигура касанием двух окружностей образовала новый центр и еще один круг. Но это «как бы» центр, поскольку образован только окружностями, но он-то и представляет нам предмет феноменологии и показывает, куда поставило точку наше воображение в структуре священного мира Хайлера.

Становится понятным, почему Хайлер, приводя аргументы из истории религий, настаивал на важности священных предметов – сферы третьего кольца окружности и говорил, что религия без них вырождается. Поскольку те, кто решил пожертвовать периферией и создать «интеллектуальную» религию, «моральную религию», «научную религию», пожертвовали заодно и центром.