Возникновение экзистенциальной психологии связано с новыми проблемами современного человека и новыми задачами, которые встают перед психологией. Предмет экзистенциальной психологии формулируется как изучение взаимоотношений человека с жизненным миром, его отношения к жизни, к основным вопросам человеческого существования, которые в экзистенциальной психологии описываются в виде базовых данностей бытия, экзистенциалов. Предметное поле экзистенциальной психологии определяет ее основные понятия и особенности экзистенциального подхода.

Появление и укрепление новых векторов развития психологии имеют свою историю и свои основания.

Когда специалисты пишут о причинах, определивших появление экзистенциальных подходов в психологии и их востребованность в современной науке, их аргументы в основном сводятся к двум основаниям. Это, во-первых, тенденции развития самой психологической науки, направленные на преодоление противоречий между традиционно сложившимися подходами и задачами понимания и изучения проблем современного человека. Классическая психология, как уже отмечалось, складывалась в период доминирования естественнонаучного идеала научного исследования, который в свое время привел к существенному сужению проблемного поля психологической науки, не соответствующему задачам полноты описания и понимания проблем жизни современного человека. Во-вторых, это особенности современной ситуации, контекста жизни человека, рождающие новые «вызовы» к его возможностям существования в этом мире. Как известно, именно время перемен, с его неопределенностью, разрушением привычных, сложившихся форм деятельности и общения, норм и ценностей существования, рождает экзистенциальные вопросы, заставляя переосмысливать жизненные цели и задачи, искать новые смыслы и изменять жизненные обстоятельства.

Перефразируя известное высказывание В. Франкла («У каждого времени свои неврозы – и каждому времени требуется своя психотерапия» [Франкл, 1990, с. 24]), можно сказать, что у каждого времени свои проблемы и каждому времени требуется своя психология.

Вторая половина XX в. приносит горькие разочарования. В своей книге «Иметь или быть» (1976) Фромм с горечью констатирует, что в свое время развитие науки и техники породило надежды на всемогущество прогресса, сулившего неограниченные возможности производства, потребления, роста богатства, комфорта и всеобщего счастья. Но «Большие Надежды» и «Великие Обещания» не оправдались. По мнению Фромма, это приводит к растущему осознанию того, что:

• «Неограниченное удовлетворение всех желаний не способствует благоденствию, оно не может быть путем к счастью или даже получению максимума удовольствия.

• Мечте о том, чтобы быть независимыми хозяевами собственных жизней, пришел конец, когда мы начали сознавать, что стали винтиками бюрократической машины и нашими мыслями, чувствами и вкусами манипулируют правительство, индустрия и находящиеся под их контролем средства массовой информации.

• Экономический прогресс коснулся лишь ограниченного числа богатых наций, пропасть между богатыми и бедными нациями все более и более увеличивается.

• Сам технический прогресс создал опасность для окружающей среды и угрозу ядерной войны, каждая из которых в отдельности – или обе вместе – способны уничтожить всю цивилизацию и, возможно, вообще жизнь на Земле» [Фромм, 1990, с. 10].

Р. Мэй, исходя из убеждения в том, что «в наше время человек, раздираемый психологическими страстями, несет в себе бремя сотрясающих его эпоху конфликтов» [Мэй, 1997, с. 19], провел анализ динамики психологических проблем в контексте изменяющейся социальной реальности. Пациенты Фрейда были родом из Викторианской эпохи, строгие нормы которой требовали держать свои чувства под контролем. В первую очередь это, естественно, касалось темы секса; неудивительно, что Фрейд в ходе своей практики часто обнаруживал у своих пациентов именно сексуальные проблемы. Десятилетиями позже, уже в начале 30-х годов, у пациентов отмечался рост агрессивности, что еще через 10 лет проявилось уже как «сознательный феномен». Следующий пример – проблема тревоги, которая в конце 30-х – начале 40-х годов стала обнаруживаться у пациентов не как симптом патологии или особого состояния, но как общее свойство характера, что дало начало разработки Р. Мэем концепции «нормальной тревоги». Позднее, в 50-х годах (а для более широкого обсуждения – в 60-х годах), на первый план выходит проблема идентичности [Там же, с. 20–21].