Слезы обильно текли из-под пальцев юродивого. Он поднялся и приблизился к Горихвосту, поблескивая тусклым ножом. Беспомощный волк сжался, ожидая смертельного удара.

Что там птица пророчила? Не пройдет и недели? Вот так точность! Еще четверти часа не прошло. Видать, в Ирии все такие счастливые, что не наблюдают часов.

Однако вместо того, чтобы прикончить зависшего волка, хлипкий мужичок перерезал леску, на которой тот раскачивался. Горихвост рухнул носом в лужу вонючей жижи, которую сам и наделал.

Еще один взмах ножом – и Горихвост почувствовал, что его задние ноги свободны. Леска из конского волоса спала. Ему удалось встать и размять лапы, затекшие до онемения.

– Что за беду ты накликал? – еще не придя в себя, рявкнул он.

– Если хочешь разговаривать по-человечески, то прими человеческий вид! – потребовал нищий.

Горихвост заколебался. Уверенность в драке он чувствовал только тогда, когда надевал волчью личину. А в человеческом виде ни прыгнуть, ни покусаться, ни даже когтями как следует поскрести. Как люди вообще могут драться? Им же нечем!

Однако Лутоха сидел перед ним на земле и выглядел так жалко, что драться с ним стал бы только разбойник. Покряхтев, Горихвост кое-как прыгнул и кувыркнулся, стараясь не угодить в ту же лужу. Оборванец даже не взглянул в его сторону – как будто каждый день видел, как оборотень из волка превращается в человека.

– Так-то лучше, – только и сказал он, когда Горихвост вышел из темноты.

– Как ты меня узнал? – удивился вурдалак.

– Да тебя, волчью пасть, только дурак не узнает, – ответил нищий. – Шерстка черная, глаз зеленый, да и рост такой, что ни один настоящий волчище до такого не вымахает.

– Признавайся: чья кровь у тебя на рубашке? – опомнился вурдалак.

– Что? Кровь? Ты совсем спятил? А еще говорят, что это я полоумный, – рассердился Лутоха.

– Тогда что это за красные пятна?

– Глупый! Это вино! – как о само собой разумеющемся деле, вскричал мужичок.

– Вино? Ты не пьяный. Я бы это почуял!

– Разумеется, я не пьяный. Быть пропойцей – тяжкий грех. А вино теперь и твою шкуру залило. Так и разит от тебя.

– Винись: ты убил колдуна? – не давая опомниться, насел на него Горихвост.

– Что ты! Зачем мне? – вскинул на него юродивый заплаканные глаза.

– Про тебя говорят, будто ты ненавидел волхвов. За то якобы, что они перестали служить богам. За то, что не пытаются возвратить их из небытия. А ты баял, будто боги вернутся и устроят всем страшный суд. Вот ты и вздумал начать судилище, не дожидаясь, пока они явятся.

– Навет это! – с возмущеньем ответил Лутоха. – Твой дед был моим другом. Он единственный понимал меня. Только с ним я мог отвести душу и вдоволь наговориться о том, как зазвать горних владык обратно.

– Все говорит о том, что ты принес его в жертву своим каменным истуканам, – настаивал Горихвост. – Деда убили жестоко, над ним сотворили поганый обряд. Козла зарезали, крови налили. Мужики говорят: бесов звали. Твоих идолов не отличишь от чертей. От кого еще ждать безумной требы, как не от идолопоклонника?

– Как ты смеешь звать меня идолопоклонником? – возмутился Лутоха. – Если б ты не был Дедославлевым внуком, я б тебе язык вырвал! Я не молюсь истуканам, я молюсь только живым божествам! А они жертв на крови не принимают. Живые боги едят вместе с нами только чистую пищу. Я кормлю их лучшим, что раздобуду: вином, медом и молоком. Подношу им праздничные куличи и калачики из белоярой муки. Ты бы стал есть человечину и пить кровь? Почему же ты думаешь, что станут боги – самые совершенные и безупречные создания, какие есть во вселенной?

– Не дави мне на жалость! – продолжал напирать Горихвост. – Сам знаешь: меня обвиняют в убийстве боярина Злобы. Говорят, будто я его в поле загрыз и кости обглодал так же, как обглодана эта лошадь. Думаешь, раз я и сам без вины виноватый, то можно задеть меня за живое?