– Увидишь.

– Сами всё соберем, – решительно сказала Дашка и взяла в руки шуруповерт. Юрик схватил молоток, а Полина – мобильник.

– Помощники вы мои! – растрогалась мама.

В общем, пришли пацаны, в том числе и сын завуча Клим, от которого Дашка спряталась в туалете. Пришел сосед Егор Егорыч. Пришла Кондрашова в гриппе и маске. Ей стало легче. Общими усилиями мебель кое-как собрали. Но вещи были безнадежно перепутаны. Чтобы что-то найти, приходилось перерывать кучу черных мешков.

Когда папа Валера вернулся из рейса, мама с ним целых три часа не разговаривала.

Бывшая комната родителей совершенно изменилась. Я как будто переехал в новый дом.

Одну стену комнаты и раньше занимали фотообои. Поляна, березки, извилистая тропинка в траве. Но теперь Полина нарисовала на поляне грибы, Дашка – гигантских ёжиков, а Юрик – динозавра, похожего на бегемота. Ещё он пытался нарисовать на дереве белочку, но она не получилась, и с ветки свисало что-то вроде сетчатой черной сумки.

У противоположной стены теперь стояла двухъярусная кровать, вся в наклейках. В углу – большой металлический бак с кривой надписью «Пищевые отходы». Там хранились игрушки.

Ещё в комнате появился небольшой стол, за которым Юрик делал уроки, его стул с подушечкой на сиденье, полка для учебников и комиксов, которые, впрочем, валялись по всей комнате.

С одной стороны от двери уместился шкаф для вещей с двумя дверцами, тоже весь в наклейках и с отметинами фломастером, кто на сколько вырос. А с другой – втиснулось потертое автомобильное кресло, к которому папа Валера приделал ножки. Кресло пахло кожей и машинным маслом. Мне нравилось сидеть на нем и читать. Это, когда Юрик не швырял на кресло свой школьный рюкзак или какие-нибудь вещи.

На полу, на потертом паласе Юрик собрал крепость из лего. Рядом с ней нужно было ходить не дыша.

Честно говоря, я бы лучше жил на кухне под столом, только не в комнате с Юриком. Он почему-то решил, что вся комната теперь его. Мне оставалась только нижняя кровать. Но и на неё Юрик плюхался после школы. Ему лениво было залезать наверх. Он играл на планшете и громко пукал после сытного обеда.

Мое любимое время, когда Юрик был в школе. После школы – кошмар.

Хорошо, что я не очень люблю игрушки. У меня была всего одна игрушка – розовый бегемотик, подарок Кондрашовой. С ним хорошо было спать в обнимку. Бегемотика Юрик «пулял» по всей квартире. Мне же ничего нельзя было трогать: ни лего, ни машинки, ни фигурки из комиксов. Хотя родители всё время говорили, чтобы мы играли вместе. И зачем покупать мне отдельные игрушки, когда их и так полно.

Если Юрик и играл со мной, это были дурацкие игры. То в шкафу запрет, то по макушке щёлкнет, то пижаму на люстру забросит.

В первый же вечер Юрик начал меня пугать. Свешивался с верхней кровати, строил рожи, тянул ко мне руку в черной перчатке с наклеенными когтями. Его голова, и правда, выглядела жутко: волосы свисали вниз, толстые щёки налезали на глаза и постепенно становились малинового цвета. Юрик раскачивал кровать, тихо завывал и говорил, что по ночам он превращается в зомби. Когда-нибудь он меня сожрет. Мне будет пипец. Я пищал от страха. Не из-за зомби. В год с небольшим я уже понимал, что зомби не бывает. Я боялся другого. Наша двухъярусная кровать после сборки заново сильно скрипела и подозрительно потрескивала. Я боялся, что конструкция не выдержит и толстый Юрик провалится на меня вместе с матрасом. Тогда мне точно пипец. Я просил Юрика перестать, но он только ещё больше веселился.

Я заорал. Прибежала мама, Юрик притворился спящим.