Ещё интереснее вот что: каждый раз, когда над знаменитой Ленинградской пробкой нависает дамоклов меч рассасывания и исчезновения, когда свет надежды касается ликов и рабочих фур, и пилотов Жуков, тогда, как по мановению руки, из-под земных недр возникают заборы, рабочие и знаки, которые без жалости и сострадания забирают у несчастного населения как минимум половину дорожных полос, и всё возвращается на круги своя. Снова пробка, снова Ленинградка.
Сколько раз я получал ответы на это заявление в духе: "А вот на шоссе Энтузиастов-то хуже пробки", или ещё лучше: "А вот на Волгоградском так и вообще одна сплошная пробка каждый божий день", и я уверен, что они возникают из-за чистого невинного непонимания. Как можно не понимать, что если кто-то едет в Балашиху, то он несомненно встанет в пробку на выезде, но никто не помешает ему въехать. Ещё бы кто-то помешал, мало кому надо туда, большинству именно что надо оттуда. В свой черёд, если вам зачем-то нужно поехать до Люберец (например, выпить магического кофе в кофейне с раскрашенными стенами), то, конечно, вы будете штурмовать въезд, но абсолютно никто, ни одна душа, не помешает вам выехать. И в чём же тогда подобие этих примеров?
Попрошу вашего прощения, я заболтался о наболевшем. Но не переживайте: наши герои не сдвинулись ни на метр за всё то время, пока я описывал вам те ужасы, что я и Марк вместе встречали на шоссе имени града Петрова.
Марк был тем человеком, который в новой компании закутывался в двенадцать слоёв напряжённости и не подавал голоса, пока его собеседник не раскалывал заморозившийся диалог и не выказывал очевидные признаки дружелюбия. Крайне неподходящее качество для психолога, благо Марк им так и не стал окончательно. Сидя в незнакомой машине, с незнакомым человеком, после нападения на его дом и жизнь (волшебную говорящую голову лисы опустим; в конце концов, это был старый добрый друг), Марк просто вморозился в сиденье без понимания, куда деть руки, ноги и всего себя. Но неумолимые силы уныния в Ленинградской пробке растопили даже этот прочный, как сталь, лёд.
– Йа-хм… – первые звуки неуверенно вылетели из его горла звуком дребезжащей посуды. – Яков? Так ведь вы назвались?
– Да, правильно.
– Ага… И-и… куда мы едем…?
– В безопасное место. – голос у Якова был высоким, даже нежным, что не сочеталось с его сурово-брутальной внешностью, – Если точнее, то в дом твоего отца. Сейчас тебе лучше держаться подальше от севера Москвы. По крайней мере, пока мы с тобой не обсудим всё важное.
– Отца? Он…? Тоже будет там?
Во взгляде Якова можно было явно прочитать тяжёлый процесс осмысления чего-то важного. Через несколько минут этого молчаливого осмысления он ответил:
– Хм-м.… как же всё сложно. Марк, честно говоря, я хотел за поездку подумать, как начать этот разговор, но раз мы тут застряли, то, видимо, я буду говорить так, как получится. Ты, как и большинство людей, очень многого не знаешь о реальном положении вещей в мире. Твой отец пропал, что ты и так знаешь. Я могу пролить свет на эту ситуацию. Двадцать лет назад он попытался вернуться в Новосибирск и…
– Мама говорила, что он пропал на задании за границей.
– Да, это была его легенда. На деле же он занимался ещё более опасным делами, чем какой-либо опер. Я точно знаю, что он успешно приземлился в Новосибирске, но затем я потерял с ним связь. В тот же день я отправился вслед за ним. Я разговаривал с твоей мамой, я искал по всему городу, по всей стране, запустил все каналы связи. По специальности я ищейка, и когда я хочу что-то найти, то я нахожу это. Без исключений. Я могу поклясться, что нигде на всей земле нет ни одного следа твоего отца. Как он исчез и куда он пропал, я не знаю, если это вообще возможно узнать.