Лимонное дерево, гордо раскинувшее свои ветви прямо под моим окном, стало настоящим символом моего непростого соседства с природой. На первый взгляд, казалось бы, что может быть прекраснее – созерцать из своего окна пышную зелень, вдыхать аромат цветущих лимонов, представлять себе спелые, сочные плоды, сверкающие на солнце. Но реальность оказалась куда прозаичнее и гораздо менее романтичной. Это лимонное дерево, несмотря на свою внешнюю привлекательность, доставляло мне массу хлопот и, признаюсь, немало нервов. Описание в двух словах? Мешало. Мешало существовать, мешало работать, мешало спать. И дело даже не в отсутствии солнечного света – хотя и его не хватало из-за густой листвы, но это был скорее эстетический недостаток. Самую жгучую встряску доставляли мне именно его ветви, бесцеремонно вторгавшиеся в мою личную зону комфорта. Даже не собираюсь гадать, кто и зачем посадил это дерево в такой непосредственной близости от моего окна. Возможно, это было результатом неуместного романтизма, стремления к единению с природой, которое, как оказалось, превратилось в настоящее испытание на прочность. Но одно было ясно – этому дереву здесь не место. Его присутствие стало не благословением, а проклятием. В солнечную погоду все было терпимо. Я привыкла к шелесту листьев, к тени, падающей на пол. Но как только на улице начиналась непогода – начинался настоящий кошмар. Ветви лимонного дерева, словно ожившие злые духи, бушевали под напором ветра, с яростью размахиваясь, ударяясь о раму моего окна. Звук был похож на барабанную дробь, непрекращающийся ритмичный стук, который проникал в самую глубь моего сознания, не давая ни на минуту расслабиться. Казалось, что дерево специально пытается проломить стекло, чтобы проникнуть в мою уютную, но теперь уже осажденную цитадель. В особенно сильный ветер я боялся, что оно сломается и обрушится на мой дом, нанеся значительные разрушения. Страх за свою безопасность был весомее, чем любая эстетическая ценность этого, казалось бы, безобидного растения. Мой отец, человек практичный и склонный к решению проблем силовыми методами, обещал пересадить дерево. Он даже начал планировать операцию, рассчитывал где лучше будет расположено это лимонное чудовище. Но, как это часто бывает, его хорошие намерения остались недоведенными до конца. Занятость, другие дела – нашли объяснение этому откладыванию, а затем совершенно забыванию. И лимонное дерево продолжало свою беспощадную войну с моими нервами. И я остался один на один с этим зеленым монстром, которого нельзя было ни уничтожить, ни приручить, ни даже пересадить. Каждый вечер, засыпая, я слышал шепот листьев, а каждый утро встречался с новой дозой беспокойства. Лимонное дерево стало для меня настоящим символом бездействия, нерешенных проблем, растущего раздражения. Это было не просто дерево, это была метафора жизни, где хорошие намерения зачастую так и остаются нереализованными, а проблемы накапливаются, как листья на ветвях этого вечнозеленого врага моего спокойствия. И вот так, с этим неразрешенным конфликтом, я жил не жизнь, а настоящее выживание, осажденный на своей собственной территории осажденным лимонным деревом. Каждая буря, каждый штормовой ветер – это была новая атака, новое испытание на прочность моего терпения. И я ждал, ждал перемен, которые так и не наступали. Лишь шум листьев и стук ветвей о стекло напоминали о мой затянувшейся войне с лимонным деревом.

***

Этим утром, с восходом солнца, окрасившего небо в нежные пастельные тона, которые так любила мама, мы с отцом начали нашу тяжелую работу. Работа, которая заключалась не в строительстве, не в уборке, а в распространении маленьких, жалких клочков бумаги – листовок с ее фотографией. Фотографии, запечатлевшей ее улыбку, такую искреннюю и светлую, улыбку, которая сейчас кажется нам призрачной, отдаленной, как воспоминание о прекрасном сне. Мы развесили листовки на каждом столбе, на каждой доске объявлений, на каждой двери магазина в нашем районе. Каждый клочок бумаги – это крик отчаяния, это мольба о помощи, это надежда на хоть какой-нибудь проблеск света в этом непроглядном мраке неизвестности. В каждом взгляде прохожих, мимолетно скользящем по бледной фотографии, мы искали признак узнавания, хоть малейший намек на то, что кто-то видел маму, знает, где она. Листовки, содержащие ее портрет и краткое описание, были напечатаны в спешке. Отец, с дрожащими руками, прижимал каждую листовку к деревянной доске объявлений, как будто это было не объявление о поиске пропавшего человека, а хрупкая игрушка, которую боишься сломать. Я, стараясь не показывать своего отчаяния, разглаживала смятые уголки, успокаивая себя мыслью, что каждая разглаженная морщинка – это шаг ближе к нахождению мамы. Ветер порвал несколько листовок, унося их вдаль, как и саму маму, словно унося наши надежды. Мы собирали осколки наших надежд, склеивая порванные углы скрученными пальцами, словно пытались собрать воедино рассыпавшуюся картину нашей жизни. Каждый унесенный ветром клочок бумаги отнимал у нас частичку души, напоминая о беспомощности перед лицом такой неизведанной беды. Мы до сих пор не можем поверить, что это произошло. Мама, всегда бывшая центром нашей вселенной, исчезла, как будто растворилась в воздухе. Ни единой зацепки, ни одного следа, ни одного звонка, ни одного сообщения. Пустота. Глубокая, пронзительная пустота, заполняющая нашу жизнь и наши сердца. Я точно знаю, что мама никогда не бросила бы нас. Она была самым добрым, самым заботливым человеком на свете. Она бы никогда не оставила нас без объяснения, без прощального письма. Это не в ее характере.