Человек отвернулся от зрелища полусожженного селения и посмотрел на восток, где узкая полоска зари окрасила алым горизонт. Таинственно улыбнувшись, он беззвучно растворился в воздухе.

Вульф склонился над отцом. Родня и дружинники собрались вокруг, со скорбью глядя на умирающего князя. Старый воин лежал на земле, его рука по-прежнему сжимала меч, а шлем, увенчанный волчьим черепом, лежал рядом. В груди зияла страшная рана, сочащаяся кровью. Хотя турсово копье не задело сердце, легкое было пробито насквозь. Никто не сомневался, что жить вождю осталось недолго.

Вульф опустился на одно колено, приложил пальцы к горлу князя. Биение сердца ощущалось очень слабо. Веки Хрейтмара дрогнули и медленно приоткрылись.

– Отец! – взволнованно произнес Вульф.

– Сын… – голос Хрейтмара звучал тихо, хрипло. – Мы все-таки… победили…

– Конечно, отец! – ответил Вульф; сквозь горе в его голосе слышалась и гордость. – Мы уничтожили почти всех, лишь пятерым удалось удрать.

– Мо… молодцы, я знал… ильвинги сильнее всех.

Окровавленные губы Хрейтмара тронула слабая улыбка. Левой рукой он сжал плечо сына.

– Я… я ухожу… врата Чертога Павших открыты, наши предки… те, кто ушли раньше нас… они ждут.

Хрейтмар разразился приступом кашля, с губ князя брызнула кровь.

– Теперь ты… в-вождь… ильвингов.

Рука Хрейтмара ослабла и сползла с плеча Вульфа, глаза медленно закрылись. Могучий правитель был мертв.

Вульф сжал челюсти, чтобы не закричать. Он встал и оглядел столпившихся вокруг людей, встретил полный горя взгляд матери и отвернулся. Серые глаза Сигни блестели, тонкие бледные губы дрожали. Она смотрела вслед сыну, который шел прочь от того места, где лежал отец.

Дружинники подняли тело вождя и отнесли в дом. Остальные вместе с женщинами принялись помогать раненым, многие из которых все еще лежали рядом с трупами своих товарищей и отвратительными темно-зелеными тушами троллей. Искусный во врачевании Хельги ходил по гарту и подсказывал, кого и как перевязать, кому помогут отвары и лечебные зелья, а кто не жилец и нуждается в помощи уйти из жизни красиво, с оружием в руках.

Светало. Весело покрикивали чайки, радуясь лучам восходящего весеннего солнца. Прохладный западный бриз нес соленый запах моря и ласково шевелил волосы.

Вульф уселся на камень недалеко от береговой кромки и вытянул усталые ноги. Прислонившись спиной к скале, он почувствовал, насколько устал. Мышцы ныли от утомления, от бесконечных взмахов тяжелым мечом и бесчисленных ударов; колени слегка дрожали, а голова гудела от бессонной ночи и оглушительного рева турсов. Вульф позволил отяжелевшим векам закрыться и под мерный шум прибоя провалился в бездонный колодец дремы.

Он проснулся от того, что чья-то рука трясла его за плечо. Вульф приоткрыл глаза и тотчас зажмурился от слепящего света полуденного солнца.

– Вульф, вставай!

Он узнал голос сестры и поднялся, чуть отшагнув от гостеприимного камня – так, чтобы оказаться сбоку от девушки и спиной к солнцу. Теперь жмуриться пришлось Вальхтеов. Рыжие волосы пылали огнем, большие зеленые глаза на бледном лице смотрели на старшего брата снизу вверх. Ее острый прямой нос и тонкие губы всегда напоминали Вульфу мать.

– Что случилось? – насторожился он.

– Пришел посланник от хордлингов.

– Опять?

– Да, – Вальхтеов заслонила ладонью глаза от солнца, – он принес вести от Фолькхари, сказал, что желает видеть князя. Мать послала разыскать тебя.

– Идем.

Они поднялись по склону холма и вошли в гарт с западной стороны. Частокол и здесь был почти полностью уничтожен огнем, сгорели также сарай и дом Храфна. От почерневших стропил все еще вился серый дым, уносимый береговым ветерком. Из стен уцелевших построек торчали копья троллей. На дозорной вышке, которую тоже обошел стороной пожар, стоял усталый часовой, выглядывая нелюдей окрест селения. «Бедняга, – подумал про него Вульф, шагая к своему дому, – не спал с ночи, надо послать кого-нибудь сменить его».