– Рыба, свежая рыба! Посмотрите, как бьется!

– Врешь, мошенник, этот хлам не стоит и пяти реалов!

– Синьор, только из уважения к вам я готов отдать за восемь, но подумайте о моих шестерых детях!

– А ты бы строже соблюдал заповеди Господни, глядишь, и детей было бы меньше, га-ха-ха!

– Держи вора, держи!!!

– Синьора, купите сладостей вашему мальчугану!

– Ма-ам, хочу ледене-ец!

– Куда прешь с ослом, разрази тебя Иуда!

Томазо чуть нахмурился, услышав богохульство. Конечно, это всего лишь невежественное простонародье, они сами не знают, что болтают… но как все-таки жаль, что так трудно приживается в умах благочестие. Минуло уже шестнадцать веков с тех пор, как Господь принес себя в жертву, дабы спасти мир – а люди все еще не научились ценить эту жертву. Почему нет у них того чистого, цельного и светлого чувства, которое было у Томазо с тех пор, как ребенком познакомили его с основами святой веры? И почему Господь, жаждущий, чтобы все люди пришли к нему, не поможет им обрести эту веру?

Последняя мысль была совсем неприятной, почти кощунственной. И хуже всего, что как раз сейчас, когда он готовится к постригу, такие мысли стали посещать его чаще и чаще. Не иначе, нечистый пытается смутить его душу. Томазо поспешно перекрестился и свернул в знакомый переулок.

Не прошло и десяти минут, как он спешился у ворот обители. Осторожно ступая между лужами, чтобы не забрызгать белую рясу послушника, он подошел к входу, взял висевший на цепи молоток и постучал. Прежде, чем ему открыли, Томазо сделал несколько шагов назад, чтобы еще раз окинуть взглядом величественное здание из серого камня – истинную твердыню веры. Над входом изгибалась дугой каменная лента с выбитыми на ней латинскими словами. AD MAJOREM DEI GLORIAM, «К вящей славе Господней» – девиз иудаитов.

Тяжелая дверь отворилась, почти не скрипнув.

– Мир тебе, – приветствовал привратник молодого человека.

– И тебе мир, брат. Скажи, где я могу найти брата Бартоломео Гольджи?

– В конце левого крыла, он занимается с детьми катехизисом. Но позволь узнать, каково твое дело к брату Бартоломео?

– Я племянник его Томазо и прибыл по благословению духовника моего, отца Франческо…

– А! Брат Бартоломео рассказывал о тебе. Входи, я провожу тебя.

Дойдя вместе с привратником до конца коридора, Томазо осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щель, не желая мешать уроку. Его дядя Бартоломео, чья несколько излишняя для ревностного служителя Господа дородность искупалась его лучившимся добродушием, заметил племянника, широко улыбнулся, но тут же быстрым движением приложил палец к губам, указывая глазами на приготовившегося отвечать ученика. Томазо молча кивнул, но оставил дверь приоткрытой, желая послушать.

– Итак, Умбертино, – сказал монах, – расскажи нам, как пришел в мир Иисус.

Умбертино, пухленький розовощекий мальчик – вылитый ангелочек с фрески Буанаротти – сложил руки, воздел взгляд к сводчатому потолку и старательным тоном отличника начал:

– Люди много грешили, и дьявол возрадовался. Но знал он, что не может овладеть душами людей, пока сами, по доброй воле, не предадутся они ему. И тогда принял дьявол облик человеческий, и явился в земле Израилевой под именем «Иисус», творя прельстивые чудеса и лжепророчества.

– Так, так, – одобрительно кивнул монах. – А что сделал Господь?

– Господь Бог вос… воск…

– Воскорбел, – подсказал Бартоломео.

– … Воскорбел сердцем, видя сие, и послал сына своего Иуду Искариота, дабы тот остановил дьявола и спас человечество от погибели. И сошел Иуда на землю, разоблачая козни Иисусовы, но люди были ослеплены своими грехами и ложными дарами Иисуса, и не слушали…