– Нейл. Ты меня пугаешь.

Он встретился с нею взглядом.

– Что-то тяжелое, там, наверху. Нарастающее давление. Ты тоже это чувствуешь.

Даже если бы падала Луна, Молли не стала бы утверждать, что именно гравитационное воздействие сошедшего с орбиты естественного спутника Земли вызвало приливы в ее крови. До этого момента она чувствовала себя всадницей, которая крепко держит в руках поводья жизни, и позволяла эмоциям пускаться в галоп только на страницах ее книг, оставляя драму для выдуманных ею героев.

– Нет, – ответила она, – это всего лишь шум дождя, который проник в твой сон, вот ты и принял его за что-то другое, вообразил себе падающую гору.

– Ты тоже это чувствуешь, – повторил он и босиком зашлепал к окну.

Слабого янтарного света настольной лампы не хватало для того, чтобы скрыть свечение проливного дождя, который серебрил лес и землю.

– Что происходит? – спросил Нейл.

– Необычный минеральный состав, может быть, какие-то загрязнения, – ответила она, озвучив предположение, которое сама же выдвинула и отвергла.

Любопытство и изумление, заставившие ее чуть раньше выйти на крыльцо к койотам, сменились нерешительностью. Ей захотелось вновь улечься в постель, укрыться с головой, проспать этот странный ливень и проснуться от света нормальной зари.

Нейл повернул шпингалет, собрался открыть окно.

– Не делай этого, – вырвалось у нее.

Не отходя от окна, он повернулся к жене.

– Этот дождь очень странно пахнет. И оставляет ощущение… грязи.

Только тут он заметил, что она в халате.

– Ты давно встала.

– Не могла спать. Спустилась вниз, чтобы поработать. Но…

Он посмотрел в потолок.

– Там. Ты это чувствуешь?

Может, она и чувствовала. А может, ее воображение создавало горы в небесной выси.

Его взгляд скользнул по потолку.

– На нас оно больше не падает, – говорил он шепотом. – Движется на восток… с запада на восток.

Она, несомненно, не могла похвастаться его интуитивным восприятием огромного неведомого объекта, но вдруг обнаружила, что вытирает правую руку о халат… ту самую руку, которую выставляла под дождь, а потом так тщательно отмывала жидким мылом с апельсиновой отдушкой.

– Большое, как две горы, три… такое огромное, – прошептал Нейл. И перекрестился, коснулся лба, груди, левого плеча, правого… она и не помнила, когда видела такое в последний раз.

И внезапно… скорее, почувствовала, чем услышала, неспешное, низкое гудение, практически растворяющееся в шуме дождя.

– …сеять вас, как пшеницу…

Эти слова Нейла, такие странные, но при этом знакомые, заставили ее оторвать взгляд от потолка и посмотреть на мужа.

– Что ты сказал?

– Оно огромное.

– Нет. После этого. Что ты сказал насчет пшеницы?

Вероятно, слова, о которых говорила Молли, Нейл произнес, сам того не ведая, поскольку он в недоумении уставился на жену.

– Пшеницы? О чем ты говоришь?

Уловленное краем глаза мерцание привлекло внимание Молли к электронным часам, которые стояли на ее прикроватном столике. Зеленые цифры быстро и непрерывно менялись, словно старались угнаться за сорвавшимся с цепи временем.

– Нейл.

– Вижу.

Последовательности не наблюдалось. На часах время не спешило к утру, не возвращалось к вечеру. В этот момент электронные часы напоминали компьютер, производящий какие-то вычисления.

Молли посмотрела на наручные часы, со стрелками. Часовая вращалась в положенном ей направлении, отсчитывая сутки за какие-то полминуты. Минутная – еще быстрее, но в противоположном направлении, словно наткнулась на скалу в реке времени, и будущее быстро-быстро уплывало от нее.

От загадочных звуковых импульсов (практически за пределом слышимости, но ощущаемых кровью и костями) у нее разбухало сердце.