Минуту они рассматривали друг-друга. Будто открыли себя заново и пока что не привыкли к взаимному, обновлённому обличию. Затем, Александр Андреевич, гулко откашлявшись, отчеканил:

– Михаил! Вот тебе мой приказ, который ты обязан выполнить от «альфа» до «омега». И без всякого обсуждения. Поезжай сию же минуту домой на моей машине. Отдохни, как следует. Завтра на свежую голову, напиши подробный отчёт о контакте с Вороновым и этим… «чёрным», так сказать. Укажи малейшие детали твоих наблюдений, ощущения и видения, если таковые, конечно, имели место. Да, ещё! Сегодня с вечера и завтра с утра отмени все свои встречи. Весь завтрашний день ты сидишь дома «на карантине». Фиксируешь своё внимание на происходящем. Изучаешь любые изменения в структуре своей личности, сынок. Понятно тебе? То-то… Дело нешуточное мы копнули, надо сказать. А при неосторожном обращении с огнём случаются, знаешь ли… За твоим домом будет установлено наблюдение. Так что в течение завтрашнего дня – и носа за порог не казал! В этом подлунном мире каждая жизнь – на вес золота. А уж наши с тобой… Легче всего сгинуть, бросившись на дзот или под танк как в ту войну, подставить шею под топор или виски, скажем… не знаю… Труднее, гораздо труднее в загаженной среде сохранить себя и саму среду, чтобы она очистила себя от возможных человеконенавистников. Помочь этим шлакам очиститься самим и вернуться к нормальной жизни. Всё, мальчик! Ступай и жди. Возможно, завтра вечером я сам тебе позвоню.

Миша сдержанно кивнул и вышел из кабинета. За рабочим столом в приёмной сидела Клавочка, что уже наверняка знала о происшедшем. Миша обратил внимание, с какой печальной надеждой она смотрела на него. Конус света от включённого, сияющего зелёными огоньками компьютера, красиво золотил её взбитые каштановые волосы. Он не смог к своему вящему изумлению, не смог её игнорировать. Ответил простой и искренней улыбкой. Затем, сорвавшись с места и плавно ступая, приблизился к ней. Взял милую руку и приложился к ней.

– Миша, извини, конечно… Я так тронута, – заторопилась она с увлажнёнными глазами. – Я так переживала, так молилась за тебя. Пускала золотые лучи. Помогло, наверное, раз ты здесь.

– Наверное, помогло, – Миша, сам не зная зачем, встал на одно колено, ещё раз целуя руку девушки. Та заметно дрожала. – Раз я здесь, цел и не вредим. Чувствовал тебя, Клава. Огромное-преогромное тебе…

Руку она не думала убирать, что было совсем уж приятно. Он хотел сказать что-то ещё, солнечное и любезное, но открывшаяся наружная дверь не позволила это сделать. Вошёл охранник из «собственников», коим был Сергей.

– Вас ожидает машина. Немедленно спускайтесь! – жестом предложил он.

На плече, поверх пиджачной пары с водолазкой и под кожаной курткой в специально чехле висел складной автомат. Значит, всё было действительно серьёзно, как сказал Александр Андреевич и допускал он сам. На личную жизнь времени совсем не оставалось. Нисколечко…

Они пронеслись на «святогоре» по тёмным, обсаженным деревьями, улицам с потухающими окнами. Когда машина, затушив фары, завернула к дому, один из трёх плечистых парней, что помимо водителя сопровождали Мишино «тело», вышел наружу и поспешил в направлении подъезда. Там маячила какая-то тёмная фигура, которая тут же стала стремительно удаляться. Странно… Тут же из машины вышел второй. Осмотревшись, он притулился под бетонным козырьком со светящимся справа окном. Первый «собственник», щёлкнув кнопками кодового замка, открыл массивную сейфную дверь и вошёл в подъезд. Включил там свет, что не горел на лестничных клетках всех этажей. Странно… Вскоре, после недолгой возни (второй было подался вовнутрь, но тут же отступил), он вывел под руку мягко сопротивляющегося, до странности знакомого человека в белой куртке на «молнии», с откинутым капюшоном. (Хорошо, не в белых тапочках, с сомнением отметил про себя Миша.) Его лицо прикрывали роговые очки, а голова была украшена ярко-шафранной лысиной. Он причитал и упирался, но попыток что-либо сделать не предпринимал. Платон Ильич? Но что он делал тут в столь поздний час? Эге-ге…