Она устала. Но уже не боялась. Просто устала. У нее болели кости, пустой живот сводило от голода, и в нем сердито и одиноко плескалась выпитая вода.

– Можешь называть меня Хёдом.

– Хёд?

Что за странное имя. Рифмуется со словом крот. А вдруг он сейчас возьмет и зароется обратно в землю? Она надеялась, что этого не случится. Он был ей нужен. Внезапно она поняла, что очень устала.

– Да. Хёд. Так зовет меня Арвин.

– Твой учитель?

– Да.

– Может, Арвин и меня согласится учить, – прошептала она.

Хёд нахмурился, явно не понимая.

– Но… ты ведь видишь, – запинаясь, спросил он. – Правда?

– Да. Но я не умею жить самостоятельно.

Его лицо разгладилось. Он все понял.

– Я очень устала, Хёд, – сказала она. – Я хочу есть. И мне… нужна твоя помощь.

Он привел ее к пещере, вход в которую напоминал высеченную из камня, разинутую в широком зевке китовую пасть. Безо всяких колебаний он сразу вошел в пещеру, и тьма почти мгновенно поглотила его целиком.

– Тут слишком темно! – крикнула она, не желая идти следом за ним.

Он сразу же отозвался:

– Мне свет не нужен… но я разведу огонь, а ты пока отдохни здесь, у входа.

Она послушно села на землю и попыталась осмотреться, понять, где он, но в пещере стояла непроглядная тьма. Она устало ждала. Охватившая ее тревога рассеялась, когда из глубин пещеры донеслись какие‐то звуки.

Спустя несколько мгновений в темноте расцвели два огонька – высоко на стене запылал факел, а в яме в глубине пещеры разгорелся костер. Хёд стоял прямо под факелом, отставив свой посох, и звал ее по имени.

– Гисла, света достаточно?

– Да.

– Тогда входи. Я тебя накормлю.

Пещера оказалась большой – размером с дом, в котором она жила со своей семьей. Или даже больше – если туннели, уходившие в разные стороны, вели в другие помещения. Но сегодня она не станет ничего здесь обследовать. Стены и пол были покрыты шкурами, по сторонам тут и там высились полки, заставленные корзинами и склянками. Она еще никогда не бывала в такой пещере. У одной из стен стоял стол с резными ножками, возле него – четыре стула. На другом столе, длинном и узком, лежали свечи и разные мелочи, а на третьем не было ничего, кроме аккуратно разложенных в ряд ножей.

– Садись к столу, – велел Хёд. – Я быстро.

Он достал завернутое в вощеную кожу мясо, отрезал толстый ломоть хлеба от замотанной в тряпку буханки. Поставил на стол перед ней сыр, вино и мед, выдвинул другой стул и сел сам.

– Прошу, ешь, – сказал он, и она накинулась на его щедрые дары.

Проглотив больше, чем ей полагалось, – половину мяса и больше половины хлеба, – она наконец ненадолго остановилась и принялась рассматривать юношу, сидевшего напротив нее. Его манеры отличались от манер ее братьев. Он ел неспешно и аккуратно, прижимая локти к бокам. И жевал с закрытым ртом.

Она запоздало припомнила, что он ничего не видел… но не был глухим и наверняка услышал все те довольные звуки, которые она издавала во время еды. Она прикрыла рот рукой, приглушая неделикатную отрыжку, и отставила в сторону пустой кубок. Не глядя в его сторону, она ждала, пока он доест. Похоже, он чувствовал, когда она его разглядывала.

Ее глаза уже привыкли к полутьме пещеры, и она различила за округлым сводом справа от себя что‐то вроде спальни: под огромной кучей шкур виднелся толстый, плотный с виду матрас на деревянной опоре, сверху на шкурах громоздилась пирамида одетых в шелк подушек.

– Можно мне там поспать? – прошептала она, уверенная, что Хёд поймет, о чем она говорит.

– Нет. Арвину это не понравится, – сказал Хёд. – Но не переживай, я приготовлю тебе гнездо у огня.

– Гнездо? – Слово напомнило ей о крысах, живших в корабельном трюме. Ей не хотелось спать в гнезде.