Он утёр пот. Во все стороны, до самого горизонта, было белым-бело. Следы лыж снегохода, убегающие вдаль быстрее собачьих лап, казались рельсами заброшенной железной дороги, по которым прошёл поезд-призрак, затерявшийся в этой враждебной белизне, белизне будоражащей, не дающей уснуть.
При виде дымящейся, опрокинутой машины сердце Алекса чуть не выпрыгнуло из груди, а потом вдруг замерло, разом оборвав свой безумный галоп. Он выскочил из саней и бросился бежать, что-то бессвязно выкрикивая, но звук тотчас же уносился прочь по бескрайней ледяной равнине. Алекс неуклюже проваливался в снег, падал и, прихрамывая, снова поднимался, уверенный, что найдёт Роберта Уоррена при смерти, а то и вовсе лишь его бездыханное тело.
Но, к своему огромному облегчению, ни внутри стальной кабины, ни под ней он не нашёл ничего, кроме льда. А на льду – цепочки следов.
– Профессор! – позвал он снова, оглядываясь по сторонам. Но крик и теперь бесследно растворился в пустоте, будто его никогда и не было. Лишь собаки нетерпеливо заскулили в ответ, требуя снова пуститься в путь. Уступая их призыву, Алекс забрался в сани и повёл упряжку по следам подошв, призрачных подошв, которые вскоре привели его на край обрыва.
– Профессор Уоррен! – заорал он. На этот раз голос ещё долго летал над ревущим океаном, пока ветер не унёс его прочь. И в этот момент Алекс увидел верёвку.
Он осторожно сделал шаг вперёд и понял, что верёвка раскачивается из стороны в сторону, словно живёт своей собственной жизнью или на другом её конце висит чьё-то тело. Потом перегнулся через край обрыва, даже не заметив, что затаил дыхание.
Профессор висел всего в паре метров над тёмной водой, не обращая внимания на то, что волны того и гляди схватят его за ноги.
На деревянном полу лазарета образовалась огромная лужа. Широкие доски уже потемнели, а вода с каждой минутой только прибывала. Она стекала по квадратным ножкам массивного стола, капала с края столешницы, на которой лежала глыба льда. Четверо мужчин более трёх часов вгрызались в лёд стамесками, зубилами и прочими инструментами, пока не вырубили блок длиной в пару метров и шириной в метр с небольшим, по форме больше всего напоминавший гроб. Под любопытными взглядами собак, время от времени скользившими и по блестящей поверхности глыбы, и по тому, что было внутри, блок погрузили в сани.
– Сколько это займёт, доктор? – поинтересовался начальник станции, майор Оллистер, разглядывая неясные очертания запертой в ледяном плену фигуры.
– Не так чтобы много, – ответил лейтенант Джессоп, тщедушный человечек, путавшийся в белом халате, который был ему заметно велик.
Майор Оллистер кивнул.
– Я проверил отчёты за все годы с момента основания базы, – сказал он, просматривая папки, которые принёс с собой. – Пропавших без вести не числится.
– Это может быть какой-нибудь рыбак или исследователь-одиночка. А то и вовсе останки доисторического человека.
– Доисторического? – насмешливо вскинул бровь майор.
– Перед самой войной в Сибири нашли прекрасно сохранившегося подо льдом мамонта – сотни тысяч лет тело оставалось нетронутым.
– Вроде мумии?
– Нет, как в холодильнике.
– Ну, поглядим. Позови меня, когда лёд полностью растает.
Перед уходом майор ещё раз обернулся и с тревогой заметил, что существо будто плывёт в толще льда без всякой опоры, как покачивающийся на волнах утопленник.
– Надо же, доисторический человек… – пробормотал он, покачав головой.
Подходя к своему кабинету, Оллистер обнаружил в коридоре профессора Уоррена.
– Хотели меня видеть?
– Да. Что вы делали на скале? – без лишних предисловий начал майор.