Будучи всё-таки учёным до мозга костей, истинным поклонником науки геронтологии, Александр прихватил с собой всю возможную для транспортировки аппаратуру, приборы, устройства, осциллографы и самописцы. Не верил, что они пригодятся и что-то зафиксируют, но прихватил. Установил. Подключил. Опутал отца присосками и датчиками. Уложил пластину, как того и потребовал родной человек, и постарался в последний момент отвлечь отца от мысли о возможной смерти. То есть попытался сбить установку, самогипноз или что там было на самом деле. Знал, что это здорово помогает, уже накопилось достаточно подобных фактов и наблюдений. И чем поразить папеньку, продумал заранее. Как заранее простил себе и ложь во спасение.

– Ты знаешь, что мне придётся в очередной раз жениться?

– Как это? С какой стати? – поразился Свирид Гельмутович.

– А с такой! Помнишь мою ассистентку Галину, которая тебе ещё очень нравилась, но у нас с ней как-то не сложилось и до регистрации брака не дошло?

– Помню…

– Так вот у неё от наших встреч остались не только воспоминания, но и… дети! Двойня у меня!

– Ух ты! – Глаза старика засветились восторгом. Тем более что он больше всех переживал, что у единственного из всей огромной семьи ребёнка не было своих детей.

Вот с этим восторгом в глазах Свирид и умер.

Причём умер более чем странно. Сердце, пульс, мозг перестали функционировать одновременно, словно их отключили неведомые и невидимые силы. Легкие замерли на вдохе, глаза широко раскрылись, да так и остекленели. Пальцы, державшие руку сына, взялись моментальным трупным окоченением.

Приборы зафиксировали полный отказ всех органов.

Что ощутил Александр, кроме ужаса, скорби и недоумения – так это импульс горячего тепла, ощутимого ладонью, лежавшей на даркане.

Иначе говоря, артефакт, реликвия древнего скифского рода доказала свою исключительность, таинственность и некую могучую силу, в ней живущую.

Вот с того самого часа жизнь геронтолога Коха изменилась кардинально. Он все свои силы и возможности, умения и знания посвятил только изучению доставшегося ему наследства. Конечно, делал он это, стараясь сохранить все свои действия, намерения и ожидаемые результаты в строжайшей тайне.

– Наверное, не получилось с тайной-то, – досадовал мальчуган, уже обеими ручонками растирая красные от усталости глаза. – В одиночку нельзя объять необъятное. А родственников я банально побоялся в это втягивать. Иначе могли пострадать. Да и шантажировать меня могли племянниками и их внуками. Поэтому пришлось со всеми показательно и напрочь разругаться, сделаться мизантропом и всеми презираемым отшельником. Но всё равно что-то прорывалось наружу, достигало ушей посторонних. И пусть меня считали выжившим из ума фанатиком, кое-кто держал мои изыскания на контроле. Да и с охраной, помимо всех моих отказов, пришлось мириться. Благо что накопленные средства позволяли, а самому следить за обстановкой вокруг не было никаких возможностей. Предпосылки ведь были, грозовая атмосфера сгущалась всё больше и больше…

– Потому и решили тебя убить? – ахнула Прасковья.

– Нет, вначале попытались меня купить. Со всем. С потрохами. Слишком уж желанной показалась толстосумам курочка, несущая молодильные яички. Хуже всего, что предложения поступили сразу от пяти заинтересованных сторон. Но каждая из них меня не устраивала, – последнее слово перешло в такой затяжной зевок, что малец чуть себе челюсть не вывихнул, после чего мотнул головой и со слипающимися глазами пробормотал: – Но это уже другая история… И я больше не могу… Засыпаю…

Пришлось одинокой старушке чуть ли не на руках нести ребёнка к кровати и укладывать спать. Но, глядя на заснувшего гостя, она больше и мысли не допускала, что сейчас бросится к соседям и начнёт поднимать тревогу.