***

Рассветы до сих пор выдавались очень холодные – такие только поэта или мечтателя выманят утром из постели. Так или иначе, в багрянце восходящего солнца встретились на балконе всего двое: Евжения и Лар – самые младшие дети Сайнара, если не считать ребенка в пустынном городке Кулдагана, которого странный отец велел назвать Кангасском, а потом еще до рождения забыл и о нем, и его матери…

Евжении было двадцать три. Лару тридцать один. И они всегда оставались очень дружны, с тех пор, как Сайнар забрал трехлетнюю Евжению у матери и привез сюда, в Храм Жизни у леса Магров.

Тогда было яркое, солнечное лето, и диадемы уже роняли на землю спелые золотые плоды. Сайнар и Гердон поднялись на балкон храма для важной беседы, и маленькая Евжения осталась совсем одна. Некоторое время девочка растерянно озиралась по сторонам, а потом упала в траву и заплакала. Но успокоилась сразу, в тот самый момент, когда услышала добрый порывистый голос Лара. «Здравствуй! Я твой старший брат! – гордо приветствовал ее долговязый одиннадцатилетний мальчишка. – Кто тебя обидел? Только скажи – и я его побью!» О Небо, как давно это было!

– Доброе утро! – улыбнулся навстречу Лар, широко раскинув руки в сердечном приветствии.

– Доброе, – с тихой радостью кивнула Евжения, обнимая брата.

– Ты чего не спишь, сестренка?

– Я проснулась пораньше, чтобы поговорить с торговцем из Фираски, расспросить его о наших мальчишках.

– По глазам вижу, узнала что-то интересное! – Лар весело прищурился. – Давай поделись!

– У них, похоже, возникли проблемы с Трансволо… или по какой-то другой причине они решили задержаться в городе… – начала Евжения. Заметив, что сестра зябко кутается в плащ, Лар завернул ее в свой плащ, чтобы согреть. – Ты такой заботливый, – сказала она с нежностью. – Всегда был.

– И всегда буду, – скромно согласился Лар. – Так что слыхать о наших балбесах?

– О, они уже подняли на уши половину Фираски! – засмеялась Евжения.

– Что ж! – артистично вскинул брови Лар. – Уж кто, а отец должен был осознавать, что ОТРЯД из десяти амбасиатов пройдет по Омнису с грохотом. Его самого в моем родном городе до сих пор как редкостного чудака вспоминают, хотя почти тридцать лет прошло. Хех, отец в людном месте, что слон в посудной лавке!

Брат и сестра дружно рассмеялись. Смех, чистый, как перезвон колокольчиков, полетел вдаль, подобно невесомому лепестку диадемы… И вдруг Евжения замолкла и отстранилась от Лара.

– Отец очень хороший человек… – горько сказала она, глядя брату в глаза. – Зачем ему война? Зачем он тянет в это нас и наших мальчишек?

– Не знаю… – тут посерьезнел и Лар. Это ему совсем не шло, делало родное лицо каким-то чужим. – Я хотел бы верить, что он искренне желает Омнису лучшей жизни, а не просто мстит за Эрхабен.

– Ненависть отравила весь наш род, – обронила Евжения. – Зачем?

Они долго стояли молча. Мир заливался рассветным багрянцем, густым и пряным, как диадемовое масло.

– Не падай духом, сестренка, – сказал наконец Лар. – Своего Ориона я учил, что он Ордену ничего не должен и волен сам выбрать, идти ему путем Сайнара или нет. И он выберет, сразу, как только закончится его обучение. То есть, в конце похода. Думаю, тебе следует поговорить об этом с Джармином, когда он вернется. Не смотри, что маленький: он поймет.

– Поговорю, – пообещала Евжения, и на душе у нее стало легче. – А пока, – она слабо улыбнулась, – будем надеяться, что наши мальчишки не выкинут чего-нибудь…

– …Опасного, ты имеешь в виду? – хмыкнул Лар. – Не обманывайся, ты же сама амбасиат. И они имеют полное право на собственные опасности. Это жизнь.