Защита трещит по швам, слетают расставленные на память узелки. Маг неумолимо впивается мне в череп, ломает его изнутри, крушит моё сознание, натыкаясь на расставленные повсюду блоки… Это… это не для кого… т…о… к… кх….

Подонок.


Размыкаю веки.

Мир ослепителен – режет глаза.

Проморгавшись, понимаю, что ослеплена не великой небесной звездой, а потолочной подсветкой автомобиля.

Из полноценного спектра чувств мне худо-бедно доступно лишь зрение.

Опознаю в двух затемнённых объектах впереди спины Вени и Прохора. Прохор ведёт автомобиль.

Эмпатия просыпается раньше обоняния и осязания. Адепту-дублю нехорошо. Что за идиот посадил его за руль? Ни за что не окатила бы его водой, если б не была в полной уверенности, что Прохор сумеет привести себя в порядок. У него озноб, руки мелко дрожат. Он должен был насухо вытереться, завернуться в толстый плед и спать.

С приходом злости уходит онемение. Шевелю ногой. Надо же, замёрзла. Давно я не мёрзла.

Осознаю, что на животе, прямо на моём животе, под тёмным пледом, то ли тёмно-синим, то ли невнятно-зелёным, закрывающим меня с подбородка до пят, лежит рука. Затылком распознаю вторую.

Тимур придерживает меня у груди. У него закрыты глаза. Никогда не задумывалась, каких сил ему может стоить душевыворачивающая процедура. Надеюсь, моя защита сделала ему больно.

В оскорблённое и осквернённое сознание стучится рациональная мысль. Позвольте, господа, куда мы едем? Зачем покидать Храм? Ведь придётся возвращаться. Не затеяли ли попутчики закопать меня в леске? Выкопаться, конечно, дел на копейку, но это вернёт меня обратно на стартовую линию. Какой по счёту будет попытка? Третьей или четвертой?

…откуда только такие дурацкие идеи приходят? Я что, головой ударилась при падении?

– Мягче! – морщась, шипит Маг на несчастного Прохора.

У адепта всё очевиднее трясутся руки, он озирается в поисках помощи на Веню, но голубые волчьи глаза лишь смотрят в лес, сколько не корми, не умывай, не наряжай в костюмы и не обзывай в лицо человеком.

Тимур недовольно открывает глаза и наконец видит то, что я вижу. Правда, делает свои выводы.

– Тормози, болван! Угробить нас решил! Привет, – добавляет как ни в чём не бывало, погладив костяшкой указательного пальца мой подбородок. – Меняемся местами! Венька, позаботься о сестре! Освобождай руль, ничтожество! Живее! Оставить бы тебя здесь…

В окна смотрит плотный ночной лес. Хлопают двери, тёплые колени меняются на прохладные, в кустах у дороги шуршит. Хлопают двери. Веня присаживает меня к себе на руки, бережно поддерживая под спину и под колени.

Он из тех, кто умеет вести себя мило и скромно, преподносить свою застенчивость приятным для окружающих способом. Хамелионий приёмчик для Повелителя нечисти, но всё время, что его знаю, ни разу не обнаружила в его манерах лживости. Просто он такой. Точно так же, как я такая, какая есть.

Веня внимательно изучает моё лицо. Не могу отвести глаз, делаю то же самое. Светлые мягкие волосы, наполняющиеся синевой глаза, красивое мужественное лицо, несколько бледное.

Тимур снова заводит машину и гневно бросает через плечо:

– Держи себя в руках!

– Кому это он?

– Мне, – просто отвечает Веня, продолжая дружелюбно на меня смотреть.

Поднимаю руку, чтобы наконец приобнять брата. Хочется сказать братишку, но язык не поворачивается выразиться уменьшительно о ком-то больше меня самой. Он низко склоняется надо мной, касаясь по-собачьи прохладным кончиком носа щеки. Приятно.

– Чтоб я видел твоё лицо, – грубо и угрожающе вмешивается злющий Тимур.

Веня расстроенно подчиняется.

Вздыхаю. Если бы кое-кто не был болезненно привязан к тонне хромированных железок с кожаной начинкой, в поездке бы вообще не было смысла. А так, если тягать туда-сюда тонну, конечно же придётся постоянно вылезать в повседневность в разных местах и гнать потом по шоссе, гнать и гнать.