– Я убежден, – начал один из них, – Вселенная движется по пути совершенствования. И то, что сегодня считается исключительным, спустя время выбрасывают, как старый хлам. Вы произнесли в споре, уважаемый Минж, что возможно, истинному знанию время еще не пришло. Насколько нам известно, лучшие умы империи искали истину у древних, их почитали и превозносили: «Строго придерживаясь искусства Пути древних, ты достигнешь полноты управления настоящим, познаешь глубочайший исток вещей».

– Но вы же так не думаете? – пошел напролом Минж. – Иначе, как я понимаю, не возникло бы вопросов.

– Ну-у-у, – хитро улыбаясь, протянул один из купцов, – чтобы да, так нет. Но мы совсем другое дело. У нашего народа своя религия, и она обязывает нас ждать…

Он не закончил мысль, давая понять, что это сложная и длинная история.

– Вы рассуждаете необычно для Поднебесной. И вы умный человек, – заявил второй купец, который по большей части молчал. – Люди здесь мыслят так, как будто у них в запасе тысячи лет, а вы – как будто один день. Именно этот день.

– Поднебесная смотрит в прошлое и ее взору предстоят тысячелетия. Отсюда она черпает мудрость, словно из бездонного кладезя, соблюдая традиции благочестивых мужей и подражая героям, – неожиданно послышалось из-за спины.

Минж обернулся. С чашкой чая в руке, словно застывший богомол, стоял аптекарь Вейюан.

– Юность смотрит в будущее, а старость – на свою юность, – кратко заметил Минж (купцы опять переглянулись). – Но самые красивые иероглифы можно нарисовать только на чистом листе.

– Хотелось бы все-таки услышать ответ на наш вопрос, – заволновались евреи, предполагая новую и длинную дискуссию, в которой они были как бы не у дел.

– Вне сомнений, – произнес Минж, – Лао-цзы – великий мыслитель, достигший духовного ведения и мудрости. Но слишком важные вопросы остались без ответов. Из этого я делаю вывод, что нет абсолютного знания, а есть последовательность, с которой провидение открывает свои тайны. И, вероятно, им нет предела.

– Какие такие еще вопросы? – принял угрожающую позу аптекарь-богомол. – Как творит Дао, например. Ведь Дао – пустота! Не подскажете ли нам, мудрый Вейюан?

– О, мальчишка! – воскликнул Вейюан. – Непостижимо… Дао творит непостижимым образом. Разве не об этом говорится в «Дао Дэ Цзин»? – Прекрасно, – поблагодарил Минж. – Именно это я и хотел услышать. Теперь вы понимаете, что факт непостижимости уже указывает на наличие ответа и на то, что он находится за гранью познания. А раз ответ есть, вполне реально предположить, что для откровения оного не пришло еще время.

– А вам не кажется, что такое познание невозможно в принципе для человека?

– Для человека невозможно, но все возможно Провидению. И я уверен – время наступит…

Минж на мгновенье прервался, подбирая точные слова к тому, чему сам явился свидетелем этой весной, и Кого никак нельзя было назвать « ничем» и « пустотой». Он поискал вокруг, в пространстве, и вдруг ответ возник сам собой – простой и неопровержимый. – Посредством у-вэй мастер постигает Дао, но, я уверен, это не конечный результат, а только то, что отпущено человеку постичь на определенном отрезке жизни. – Минж двумя пальцами наглядно показал ничтожно малый кусок пространства. – Закончится время, – он убрал руки, – и явится Создатель всего, возможно, как антимир целому, в том числе и Дао. Он Хозяин и Господин, и только в Нем – конечная истина всего творения.

– Это серьезное заявление, – закивали головами купцы.

– Выглядит грандиозно, – согласился Вейюан. – И даже логично… Но любопытнейший вопрос: откуда такие сведения? Неужто я поверю вам на слово?