Через деловые круги, прессу, деятелей, известных изоляционистскими настроениями, дипломатические каналы, а также с помощью немецких оппозиционеров велась прицельная обработка президента и его окружения. Официальный Вашингтон подвигали на инициативу, призванную, как не без сарказма отмечали немецкие дипломаты в США, сохранить Германию «в качестве подручного западных держав в их борьбе против России»[294]. Рузвельт медлил: с одной стороны, подмывало желание локализовать войну, с другой – замирение предполагало признание сдвигов в композиции сил, которые излишне укрепляли германский империализм. Против посредничества выступал К. Хэлл. Госсекретарь не верил в его полезность и, кроме того, опасался, что мирные зондажи снизят и без того невысокий боевой дух западных держав, их волю к сопротивлению[295].

Президент резко переложил руль с началом советско-финской войны. Отказ правительства Р. Рюти вопреки рекомендациям, в частности фельдмаршала К. Маннергейма, принять к рассмотрению сначала просьбу, затем предложения, под конец требования советской стороны о передаче в аренду, продаже либо обмене пограничных участков в непосредственной близости от Ленинграда[296] на большие по площади и природным ресурсам территории Сталин использовал как предлог для крайне непопулярной и столь же неудачной военной операции против Финляндии. Ф. Рузвельт предложил (29 ноября 1939 года) свое посредничество – сразу после аннулирования Москвой днем раньше советско-финского договора о ненападении. Заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин, который принимал 30 ноября посла Штайнгарта, выполнявшего поручение президента, ответствовал, что «нет возможности воспользоваться добрыми услугами». Зимняя война уже началась.

Ни до, ни после волна антисоветизма в Соединенных Штатах не вздымалась выше, чем в зиму 1939/40 года. Истеричность нападок на правительство СССР и государство в целом не шла даже в отдаленное сравнение с эпитетами, употреблявшимися в отношении агрессий Японии, Италии и Германии.

Администрация без привычной раскачки осуществила серию репрессалий против Советского Союза: 1 декабря авиастроительным предприятиям было предложено «добровольно» прекратить выполнение советских заказов, 2 декабря введено эмбарго на предоставление судового фрахта, 20 декабря запрещены продажа и поставки СССР, Германии и Японии чертежей, оборудования, лицензий на изготовление авиационного бензина, а также соответствующей технической информации. Фирмам, осуществлявшим техническое содействие строительству нефтеперерабатывающих предприятий, предписывалось отозвать из Советского Союза свой персонал, невзирая на условия контрактов. В январе 1940 года предполагалось запретить экспорт в СССР любых нефтепродуктов и металлолома, но, поскольку непредоставление фрахта само по себе решало задачу, к этой мере решили не прибегать.

Всерьез взвешивалась возможность разрыва дипломатических отношений. Получившее относительно широкую известность письмо Ф. Рузвельта своему другу послу США в Токио Дж. Грю: как можно «иметь дело с нынешними советскими лидерами, поскольку их представления о цивилизации и человеческом счастье тотально отличаются от наших», – лишь видимая часть айсберга. Администрация психологически настраивалась принять эстафету «умиротворения» Германии, оставшуюся без присмотра в сентябре 1939 года.