– Довольно! – вскричал взбешенный Макаров. – Ну, и наглец же ты.

– Моё дело советовать, а дело других следовать этому совету или нет. Я за свои советы ответственности не несу.

– Нет, несешь.

– Нет, не несу. К тому же я мог посоветовать ему повеситься в камере, и что же? После этого я должен нести ответственность за его самоубийство? Нет уж, увольте, нет таких законов, чтобы так, за здорово живешь, наказывать людей за советы. А потом, какие это советы? Я мог также посоветовать ему убить вас, но это же в шутку. К тому же, как я вижу, свидетелей нет, тех, кто присутствовал при моих советах, вы их всех выпустили на волю. И правильно сделали. От свидетелей надо избавляться.

И Котя заговорщически подмигнул сержанту.

– Молчать! – заорал Макаров и грохнул кулаком по столу.

Он впервые в жизни вышел из себя. Он не находил слов, его душила бессильная злоба.

– Молчу. Молчу. Только успокойтесь, товарищ начальник.

– Вы запугали его, сказав, что его затаскают по проверкам, – проговорил глухим голосом Макаров.

– Ах-ах, страхи божий, я запугал его, и он, наложив в штаны, сбежал. А вы должны были его охранять и прозевали. Нет, товарищ начальник, это даже хорошо, что вы разогнали всех свидетелей. Иначе вам бы головы не сносить.

– Но тебя я никуда не выпущу. Будешь сидеть здесь, пока не посинеешь.

– Шутите, товарищ начальник, мне смешно. Или вы меня отпустите подобру-поздорову как последнего свидетеля, или вам останется положить вашу голову на рельсы под поезд. Иначе ее вам снимет начальство.

– Оставь в покое мою голову, – заорал Макаров, сжимая кулаки. – Тебе что, жить надоело?

– О-о, это уже что-то новое. Если вы решили избавиться от меня таким путем, не советую. Хотя я и маленький человек, но все же кое-что значу, имею при себе документы. Хоть я тунеядец и паразит, но государство так просто, за здорово живешь, не даст меня укокошить. И я имею кое-какие права. Если даже вы меня сейчас разрубите на части и отправите в чемоданах разными скоростями в противоположные направления, все равно рано или поздно я протухну, и чемоданы откроют. А вот тогда и начнутся поиски, и обнаружатся четыре свидетеля, которые меня видели в последний раз в вашем прекрасном гостеприимном обществе.

– Да заткнешься ты, наконец, гнида! – заорал Макаров. – Или я тебя в самом деле пришибу.

Так Макаров выходил из себя впервые в жизни и разговаривал со своими задержанными.

– Молчу. Молчу. Но у вас другого выхода нет, как только меня отпустить. Вы же мудрый и понимаете, что человек без документов мог оказаться шпионом, готовящим крушение на железной дороге. А вы его упустили. Как это называется? Ротозейство? За это у нас по головке не погладят.

На Макарова нашла апатия, он сидел и не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, а Котя все говорил и говорил своим певучим мурлыкающим голосом. Макаров его не слушал. Поезд в 7.15 пришёл и ушел. Макаров впервые за всю службу не вышел его встречать. Он сидел тихо, уставившись в одну точку, и только один раз сказал тихим голосом:

– Вон отсюда, гад. Чтобы ноги твоей здесь не было. Если же поймаю тебя хоть раз, то живым ты от меня не уйдешь, сгною живьем.

Котя не заставил себя ждать, он уже стоял в дверях и, на прощание помахав сержанту своей рваной шапочкой, сказал:

– Лучше будет, если вы вообще никогда меня не будете задерживать, иначе мне придется заложить вас.

Котя исчез, растворившись в полумраке коридора. А сержант милиции Макаров еще долго сидел, уставившись в одну точку.

За десять минут до окончания дежурства он собственноручно убрал камеру, вымыл пол, заблеванный пьяным, порвал все ночные протоколы и рапорты. Затем сел за стол, ни на что не обращая внимания, с видом: да заедите меня комары и мухи! В таком состоянии и застал его сменный старшина милиции Потапов.