– То есть я должен разбить ей сердце?

– Так ты сможешь предотвратить трагедию.

– Лучше я предотвращу комедию, – я изобразил праведный гнев. – Это уже слишком. Мне нравится быть детективом, равно как и мужчиной, со всеми вытекающими отсюда последствиями, но я отказываюсь опускаться до подобного, даже если этот подвиг…

– Арчи! – резко прервал меня он.

– Да, сэр.

– Скажи, со сколькими молодыми женщинами, что проходили по моим делам, у тебя установились личные отношения?

– Их примерно от пяти до шести тысяч. Но не в этом…

– Я тебе предлагаю лишь поменять очередность и установить личные отношения сначала. Что в этом плохого?

– Все, – я пожал плечами. – Ладно. Может и ничего. Как посмотреть. Хорошо, я готов с ней встретиться.

– Вот и прекрасно. Поезжай, а то опоздаешь, – и он направился к полкам с препаратами для растений.

Я чуть повысил голос:

– Между прочим у меня еще остался вопрос, точнее два. Рони устроил ребятам Баскома тяжелую жизнь. Когда они только взялись за слежку и еще не могли вызвать у него подозрений, он словно что-то почувствовал и окружил себя защитным панцирем. С той минуты им пришлось изрядно попотеть, они применяли все свое искусство, но и этого часто было недостаточно. Эту книгу он давно прочитал, да и кое-какие дополнительные главы. Не знаю, коммунист он или нет, но науку отрываться от хвоста он постиг отнюдь не в воскресной школе.

– Пф. Он ведь адвокат, да? – презрительно спросил Вулф. С полки он взял банку элгетрола и стал ее встряхивать. – Ладно, хватит, оставь меня одного.

– Сейчас, это не все. Трижды, когда они его не теряли, он заходил в зоомагазин Бишоффа на Третьей авеню и оставался там примерно час, а никаких домашних животных у него нет.

Вулф перестал трясти банку элгетрола. Он взглянул на нее, будто не знал, что там внутри, поколебавшись секунду, поставил ее на полку и воззрился на меня.

– Да? – спросил он, на сей раз без всякой спешки. – Вот даже как?

– Именно так, сэр.

Вулф огляделся, увидел стоявшее на своем месте большущее кресло, подошел к нему и грузно сел.

Мои слова явно произвели на него впечатление, но не скажу, что я был очень доволен. Пожалуй, я предпочел бы замять этот странный факт, но не осмелился. Уж очень хорошо я помнил голос – жесткий, медленный, четкий голос, холодный, как недельной давности труп, – который я всего три раза слышал по телефону. Первый раз в январе 1946 года, а второй и третий примерно два года спустя – мы все еще искали отравителя Сирила Орчарда. Помнил я, и как звучал голос Вулфа, когда он сказал мне после второго телефонного звонка – мы оба только что положили трубки: «Я, Арчи, когда узнал его голос, должен был сразу сказать тебе: „Отключайся!“. Вводить тебя в курс дела не буду, тебе же лучше ничего не знать. Забудь, что знаешь имя этого человека. Если выяснится, что я должен вступить с ним в схватку и уничтожить его, я уеду из этого дома, поселюсь в другом месте, где смогу работать, спать и есть, если останется время, и буду там, пока не доведу дело до конца».

За годы, проведенные с Вулфом, могу засвидетельствовать: ему не раз попадались достойные противники, но никто из них не заставлял его говорить нечто подобное.

Сейчас он свирепо смотрел на меня, будто его бутерброд с черной икрой я облил уксусом.

– Что тебе известно насчет зоомагазина Бишоффа? – спросил он.

– Ничего особенного. Знаю только, что в прошлом ноябре, когда Бишофф пришел сюда и предложил вам работу, вы ему отказали, хотя заняты не были, а когда он ушел и я начал скулить, сказали, что связываться с Арнольдом Зеком не желаете: такой клиент вам нужен еще меньше, чем такой противник. Вы не объяснили, откуда знаете, что этот зоомагазин – отделение фирмы Зека, протянувшего свои щупальца, куда можно и куда нельзя, а я ничего спрашивать не стал.