Когда лев спрыгнул с обломка и медленно, крадучись, стал приближаться, командир, наконец, опомнился и выхватил пистолет. До зверя оставалась метров пятнадцать. Командир нервно даванул на курок. Раздался негромкий щелчок – и больше ничего. Все-таки его учили не лихо стрелять, а водить самолеты. А лев уже сократил дистанцию до десяти метров, присел, весь подобрался в комок и нервно заерзал задом.

– Дай сюда, – какой-то человек, как оказалось впоследствии полковник английской армии, выхватил пистолет из дрожащих рук, и передернув затвор, дослал патрон в ствол, приведя оружие в боевую готовность.

– Ба-бах! – выстрел прогремел своевременно, на мгновение опередив прыжок льва.

С одного раза уложить такую махину, конечно же, не удалось, но внезапно пронизавшая тело боль сорвала отлично подготовленную атаку. Лев снова рыкнул, теперь уже возмущенно—удивленно, мол, что за дела, мужики, и выпрямился во весь рост. Теперь у полковника был выбор, куда стрелять и, главное, время. Ухватив пистолет двумя руками, он всадил несколько пуль в левую часть груди зверя. Лев рыкнул в последний раз, и огромная туша шмякнулась на асфальт.

– Готов! – облегченно выдохнул Владимир.

– Вот так был убит последний на Земле лев, – с некоторым сожалением добавил я.

– Ты, фраер, завязывай понты колотить, – раздалось у меня над ухом.

Я искоса взглянул на говорившего. Ну конечно, это был либо Антон Семенович Тихонин, либо Игорь Витальевич Мышкин, я пока точно не знал, кто из них есть ху. Кто, значит, Тихон, а кто Валун – именно к такому обращению они были куда привычнее, поскольку являлись уголовниками, да не простыми, а авторитетами. Тихон по слухам, даже вором в законе. Не зря же они летали в Швейцарию. Большинство крупных уголовников, уцелевших в лихие девяностые, теперь стали уважаемыми бизнесменами, и предпочитали вести дела с иностранцами.

Надо отдать авторитетам должное, они легко держали любые, самые неожиданные удары судьбы. С воли в тесную, вонючую камеру – нет проблем, из камеры в шикарный офис – всегда, пожалуйста, из офиса в бега – сколько угодно. Вот и конец света уголовники восприняли так, будто готовились к нему с самого рождения. Феноменальная приспосабливаемость, как у мушки-дрозофилы. И столько же, сколько у нее, мозгов. На двоих. Даже представить невозможно, что они сумеют выучить ставший обязательным для всех английский. Да что английский. Пару дней назад молоденькая переводчица, сопровождавшая в Москву группу немецких бизнесменов, наслушавшись речей авторитетов, удивлялась:

– Мне сказали, что они русские. Почему же они разговаривают на каком- то странном языке?

– Они не разговаривают, а ботают по фене. Это такой специальный язык русских уголовников, – охотно пояснил я. – Ясно, красавица?

Немочка действительно была хороша. Среднего роста, точеная фигурка, выразительное лицо с огромными карими глазами, обрамленное роскошными золотистыми волосами – а вы думали, я случайно рядом с ней оказался.

Штирлиц тоже обратил внимание на мои потуги и попытался наставить на путь истинный.

– Юрий, одумайтесь, вы совершаете большую ошибку. Посмотрите вокруг. На одну женщину приходиться не менее двух мужчин. Что поделаешь, так исторически сложилось на международных авиалиниях. Представляете, какая вскоре будет конкуренция. Я не исключаю смертельных исходов. А вас угораздило выбрать одну из самых красивых. Поберегите свою жизнь, лучше обратите внимание на Евдокию, я вам настоятельно рекомендую.

– Авдотью! Штирлиц, да вы что, издеваетесь надо мной?

Евдокией звали молодую девушку, возвращающуюся из Швейцарии в Москву. С крушением советской власти наши женщины лишились одного из основных своих занятий. Исчезла необходимость толкаться в очередях, набивая различным дефицитом сумки до степени их полнейшей неподъемности для какой-нибудь француженки или итальянки, и гордо шествовать с ними домой, расталкивая на ходу пьяненьких мужиков и дефективных подростков. Лишившись столь милых их сердцу авосек, некоторые женщины принялись вместо них тягать штанги, гири и прочие тяжести, решительно вторгаясь в еще недавно исключительную вотчину мужчин – силовые виды спорта. Евдокия оказалась одной из лучших и теперь защищала, как могла, честь России то ли в борьбе на руках, то ли в поднятии тяжестей – до точного рода ее занятий мне не было никакого дела. Кстати, изящное имя Евдокия абсолютно не шло этой преемнице Геракла по женской линии. Очень скоро мы, разумеется за глаза, стали звать ее исключительно Авдотьей.