– Э-э, Ибрагимбек-ака, как тут не грустить? Ничего у меня нет и работы не найти. Детей кормить нечем. Только Аллаха осталось молить о помощи. Совсем потерялся я, не знаю, что делать. Стыдно домой с пустыми руками возвращаться… Ладно, не буду жаловаться. У каждого своя судьба. Что вы на крыше делаете с лопатой?

У Ибрагимбека язык не повернулся рассказать Хикмату, что кувшины с золотыми монетами залежались в сыром подвале и пришла пора просушить монеты на солнце.

– Хикматжон, подойдите поближе к дому, – игриво скомандовал Ибрагимбек.

Когда Хикмат приблизился, Ибрагимбек скомандовал снова:

– А теперь рубашку вытяните вперёд, как скатерть или мешок.

Запрокинув голову и придерживая тюбетейку, Хикмат поморщился:

– Зачем, Ибрагимбек-ака?

– Не спрашивайте, делайте, как говорю, – добродушно махнул тот.

Когда Хикмат оттопырил подол рубахи, Ибрагимбек лопатой черпнул добрую горстку монет из кувшина и скинул их вниз:

– Держите, Хикматжон!

Хикмат не мог поверить увиденному. С крыши, а казалось, что с неба, на него посыпалось золото!

– Это что, что такое? О боже, неужели это золотые монеты? – запинаясь, бормотал Хикмат.

Он придерживал пойманные рубахой монеты одной рукой и, опустившись на корточки, другой собирал те, что упали на землю. Собрав все, Хикмат со слезами на глазах благодарил Ибрагимбека, обещая молиться за него до конца дней.

– Ступайте, Хикматжон, и начинайте новую жизнь. Пусть ваши дети больше никогда не голодают!

С того дня прошло пятнадцать лет. Многое изменилось с тех пор. Ибрагимбек уже не сушил монеты на крыше. Молился он чаще и стал набожнее, чем раньше. Всевышнего он продолжал благодарить, но благодарность теперь сопровождалась не безграничной радостью, как тогда на крыше, а растерянностью и непониманием. Что он сделал не так? Неужели он плохо поступил, поделившись монетами с Хикматом и открыв тому дорогу в жизнь? Как он, простой человек, а не провидец, мог тогда знать, что с ушедшей в помощь горстью золота, они с женой Каримой навсегда лишаться покоя и счастья?

Хикмат с умом распорядился золотом, накупил скота и за несколько лет разбогател. Расправив плечи, он прогнал жену и нашёл новую, молодую и плодовитую, в скором времени родившую ему троих детишек. Первую жену он прогнал вместе с их дочерью, а вот старшего сына Эркина оставил у себя. Правда, сына он поселил в хлеву в противоположной от основного дома стороне двора, чтобы тот не раздражал новую жену. Внимания Эркину никто не уделял и, когда ему стукнуло тринадцать, он сбежал из родного села. Бежал долго и мучительно. Наверное, умер бы, если бы его, потерявшего силы от голода и лежавшего без сознания на снегу, не подобрал добросердечный мужик, на телеге направлявшийся по зимней дороге в Ташкент, и не определил в детдом.

Через семь лет уже подтянутый, сильный, вполне образованный и дерзкий Эркин ненадолго вернулся в село, чтобы помочь брошенной матери и сестрёнке. Когда пришло время возвращаться в Ташкент, Эркин был в запряжённой гнедой лошадью телеге не один. С ним сидела молодая, такая же дерзкая, как и он, чернобровая красавица Малокат, дочь Ибрагимбека. Ни Ибрагимбек с Каримой, ни мать Эркина так никогда и не узнали, когда и где их дети успели встретиться и полюбить друг друга. Имело ли это уже какое-нибудь значение?

Неслыханный для всех поступок шокировал махаллю, ни один житель которой никогда ранее не слышал о такой дерзости. Как могло случиться, что молодая девушка, знавшая, что отец уже договорился о том, чтобы выдать её замуж за парня из хорошей семьи из соседнего села, не то что не получила благословения отца и матери, а, вообще, бросила их, сбежав из родительского дома и растоптав доброе имя семьи и девичье достоинство?