Стоило мне пошевелиться, как в дверь тут же постучали.

— Войдите, — разрешил я и сделал неприятное открытие. Отчего-то голосовые связки не приняли обратную форму и остались частично трансформированы. Это придало голосу хрипло-рычащий оттенок.

— Ваши завтрак и лекарство. — В комнату вошла горничная с подносом в руках. Она поставила тарелку с плохо прожаренным куском мяса, как я люблю, и флакон с сывороткой на стол. — Может, вы хотите чего-то еще?

— Нет, можешь идти, — прокашлявшись, попробовал вернуть голосу естественность, но не помогло.

— Ваш отец просил зайти вас, как только вы позавтракаете, — добавила девушка перед тем, как уйти.

Больше не обращая на нее внимания, я отправился в ванную, а после контрастного душа съел бифштекс без особого удовольствия и отправился к отцу.

Не нужно было ломать голову, чтобы понять, о чем пойдет речь. Конечно же, он сейчас будет отчитывать меня за вчерашнее, говорить, как я подставил семью и как это безответственно с моей стороны.

— Сайрус, как ты себя чувствуешь? — сразу же спросил он, как только я вошел в его кабинет.

— Как и всегда, паршиво! — прохрипел, сев в кожаное кресло и закинув ногу на ногу. Мебель жалобно скрипнула подо мной.

— Что с голосом? — Отец обеспокоенно посмотрел на меня, пытаясь разглядеть первичные признаки трансформации.

— Что-то с голосовыми связками. — Я безразлично пожал плечами и взял газету с журнального столика, сделав вид, что меня это нисколько не беспокоит.

— Ты опять лекарство не выпил? — В голосе отца прозвенели властные нотки вперемешку с раздражением. — Как ты не поймешь, что твоя болезнь может низвергнуть всю нашу семью с вершины власти? — завел он старую шарманку.

— Да выпил я твое бесполезное лекарство. И давай больше не будем об этом, я устал обсуждать одно и то же. Все равно ничего не изменится, — как мог, держал себя в руках, чтобы снова не вступить в бесконечный спор.

Отец пытался удержать мое тело от полного оборота, а я просил его позволить мне окончательно принять облик зверя, чувствовал, что могу одержать верх над его разумом, но отец не хотел ничего слышать. Он боялся, что я навсегда останусь оборотнем, тогда его власти придет конец, хотя я до сих пор не мог понять, как это связано.

— Хорошо, — подозрительно легко согласился Верховный. — У меня есть для тебя хорошая новость.

— Для кого хорошая? Для тебя или для меня? — Я насторожился, ведь еще ни разу не слышал того, что для меня действительно было хорошо.

— Ты должен поступить в университет. — Отец задумчиво отбил дробь пальцами по дорогой столешнице.

— Что в этом хорошего? У меня и так чертова куча дипломов пылится на полке. Зачем мне поступать в университет? — Как и ожидалось, папина новость не предвещала ничего хорошего.

— А затем, что пора тебе выйти в свет. Перерыв окончен. Начнешь учиться… — Он посмотрел на мое скептическое выражение лица и запнулся. — Ладно, начнешь просто посещать лекции, активно изображать учебу и заводить новые знакомства. Твои имя и лицо должны быть на слуху.

— И куда в этот раз ты решил меня засунуть? Помнится, лет так восемьдесят назад ты проворачивал эту схему, когда продвигал меня в Верховный совет Советского Союза. — Борьба и махинации теневой власти меня никогда не интересовали, но отец периодически забрасывал меня в гущу событий. Видимо, очередной перерыв закончился, и пришло время вступить в игру. Но на фоне проблем со здоровьем это не самая хорошая идея, о чем я, собственно, и напомнил отцу: — А ты не боишься, что в самый неподходящий момент лекарства перестанут действовать?

— Не боюсь. Это повод для тебя относиться более ответственно к своему состоянию и не нарушать схему приема сыворотки. И вообще, над вопросом создания лекарства, которое навсегда избавит тебя от второй сущности, работают мои люди. — Отец пристально посмотрел на меня, но, не увидев радости на моем лице, тяжело вздохнул. — Пойми, я не могу позволить тебе обернуться. Мы не знаем, как оборотню вернуть прежний вид. Посмотри на тварей, что живут в подвале. Они безмозглые и безжалостные.