Следующие две недели прошли для меня, как в тумане. Словно в полубреду я помню, как рыдая бросала горсть земли на гроб и как Леша не давал мне упасть на колени около простенького деревянного креста на могиле бабушки.

На поминках я только пила и почти не закусывала, чем вводила в ступор бабушкиных друзей и знакомых, уже закаленных такими испытаниями и для которых поминальный обед лишь повод собраться вместе и вспомнить все хорошее, что связывало их с подругой, какой она была в молодости, и посмеяться сквозь слезы. Для меня же этот день стал прощанием с детством.

Только когда закатное небо стало алым, люди начали расходиться. Лешка кое-как завел свою колымагу и отвез меня домой. Он предлагал остаться со мной на ночь, но я лишь отрицательно замычала. Хотелось побыть одной и дать волю чувствам.

Выпитый алкоголь не принес облегчения, а мозг все равно не хотел отключаться. Спасительный сон не пришел.

Почти до утра я ревела и била подушку, греша на весь мир за то, что лишил меня единственного родного и любимого человека.

Она ушла, оставив меня одну на всем белом свете, и унесла с собой ответы на все вопросы. Я так и не узнала, кто мои родители и почему их нет с нами.

Бабуля всегда успокаивала меня тем, что мама с папой наблюдают за мной с небес. Теперь и она вместе с ними.

Под утро по дому стали разноситься странные звуки. Никогда не верила в мистику и в то, что умершие идут назад в дом, да и сомнительные передачи по телевизору нацелены удивить зрителя, а не убедить.

Но на кухне в самом деле словно стучали ложками о кружки, а после того, как любимая бабушкина кастрюля выпала из нижнего шкафчика на пол, я не выдержала и стала молиться, как могла.

Бабушка с детства пыталась учить со мной молитвы, но я не понимала их смысла и значения, для меня это было как разучить трудный стишок на чужом языке. Зато сейчас я приложила все умственные способности, чтобы достать из памяти давно забытые строки.

Когда все стихло, с опаской прошла на кухню, ожидая увидеть левитирующую посуду, как в старых фильмах ужасов, но ничего такого не было, и даже кастрюля стояла на своем месте. Видимо, от стресса и выпитого алкоголя у меня начались галлюцинации.

– Прости, – прошептала в пустоту маленькой кухоньки советской хрущевки и села на табуретку. – Я буду сильной. И буду верить, что ты наблюдаешь за тем, как я иду к цели.

В этот момент осознала, что жизнь продолжается и нужно выполнить последнюю волю бабушки.

После похорон, поминок на девятый и сороковой дни я, наконец-то, изучила все документы, оставшиеся от бабушки. Придется подождать полгода, чтобы вступила в наследство. А пока размышляла и выбирала профессию и учебное заведение, отрабатывала смены в магазине.

Много моих смен девочки взяли на себя, кроме Машки, та решила, что если траур в городе, то и у нее тоже, и вообще перестала выходить на работу.

Когда я увидела, сколько денег досталось мне по наследству, то чуть не умерла на месте.

Бабушка действительно хорошо позаботилась о моем будущем. Отказывая себе во всем, она откладывала каждую копеечку. И теперь я просто не имела права спустить ее усилия в никуда.

Несмотря на то, что теперь можно было не работать и жить безбедно много лет, я не уволилась, пока не определилась с вузом.

Горе не остановило жизнь, и я так же продолжала заниматься повседневными делами. Только в сердце поселилась пустота. Она терзала душу и не давала спать по ночам.

Вот и сегодня ночью я практически не спала, а утром ушла на работу.

Говорят, понедельник – день тяжелый. А у нас все не любили пятницу, потому что в ночное время наплыв пьяниц был особенно большим.