Через несколько дней Лиля и Любовь Георгиевна вечером, уложив Костика, сидели за очередным рукоделием – Лиля перешивала платье, подаренное Алинке любящей, но не угадавшей размер бабушкой, а Любовь Георгиевна вязала очередные носочки из пряжи, которую вместе с вещами отдала Лилина мама. Вика присела на кресло и некоторое время восхищенно смотрела за работающей Лилей, потом, когда Лиля окончила очередной шов, немного смущенно произнесла:

– Лиль, помнишь, я тебе рассказывала про свою подругу Ксюшу?

– Про ту, к которой в гости вы с Алинкой ходили на днях? – уточнила Лиля, вдевая нитку в иголку.

– Про нее, – отозвалась Вика. И уже увереннее продолжила:

– У нее есть двое детей, девочки, погодки. Младшая в этом году в школу идет, но вот совпало, что ее муж потерял работу и у нее на работе зарплату уменьшили. Ребенка в школу одевать надо. Есть вещи, оставшиеся от старшей дочки, и почти все в хорошем состоянии, вот только беда: старшая – девочка крупная, с широкой костью и рослая, в папу, а младшая – тоненькая и невысокая, в маму. В общем, что я хожу вокруг да около, – спохватилась Вика, внезапно прервав рассказ. – Ты могла бы попробовать подогнать вещи под младшую? Не бесплатно, конечно, – торопливо добавила она. – Много, конечно, заплатить Ксюшка не сможет…

– Конечно попробую, сделаю все, что в моих силах, – тут же откликнулась Вика, – и не надо никаких денег.

– Деньги как раз надо, – возразила Вика, – иначе Ксюшка в следующий раз к тебе обратиться не сможет, да и тебе эти деньги лишними точно не будут.

Лиля согласилась, и уже на следующий вечер к ним домой пришла Викина подруга со своей младшей дочкой и двумя огромными пакетами вещей.

– Я понимаю, что здесь много всего, – принялась оправдываться Ксюша после того, как все напились чая с пирожками и вишневым вареньем, которые были ею принесены, – просто я совсем не разбираюсь в шитье и поэтому не знаю, что можно попробовать перешить.

– Чем больше вещей, тем больше возможностей выбора для переделки, – отмахнулась Лиля, и началась работа по снятию мерок, примерке вещей и продумыванию того, как все это будет выглядеть на раскрасневшейся и довольной в предвкушении обновок Ксюшиной дочке Юльке.

Спустя полтора часа активных примерок и подгона по фигуре при помощи английских булавок прямо на нетерпеливо вертящейся Юльке был разобран, да и то не полностью, только один пакет.

– Все. Объявляю перерыв. До субботы, – заявила, улыбаясь, Лиля, падая в изнеможении в кресло, – к субботе постараюсь большую часть перешить, Юля примерит, и, если качество устроит, возьмусь за оставшееся.

Вскоре гости ушли, и Лиля, почитав Костику и Алинке сказку и уложив их спать, не желая терять времени, принялась за работу. Любовь Георгиевна тоже еще сидела за вязаньем и ложиться вроде бы не собиралась; значит, решила Лиля, можно будет и на машинке что-то прострочить, а не только наметать. Комната Лили, Любови Георгиевны и, как планировалось вначале, Костика находилась в противоположном от детской и спальни Вики и Ильи конце квартиры, рядом с гостиной, а сама квартира была хоть и небольшой, но четырехкомнатной. Но Костика неожиданно для всех пришлось укладывать спать в детской Алинки. В день приезда девочка не хотела отпускать от себя обретенного троюродного брата, и Вика предложила постелить Костику на диване в комнате своей дочери. Лиля попыталась было возражать, ей и так было неловко стеснять своим присутствием родственников, но усталость после дороги, рев Алинки, и присоединившегося к ней через некоторое время Костика сделали свое дело, и она махнула рукой. Через несколько дней Лиля попыталась поговорить с Викой о том, что надо бы переселять Костика в их с Любовью Георгиевной комнату, но неожиданно Вика взмолилась, объяснив, что дочка плохо спала одна, Вике частенько приходилось оставаться на ночь в детской или, уходя, когда Алинка заснет, включать радионяню и прибегать на каждый шорох, грозящий перерасти в истерику, если мамы не было рядом. В последние же дни Викина дочь хорошо спит, не просыпаясь посреди ночи, и Вика с Ильей наконец-то стали спокойно спать по ночам.