Как же хотелось в этот момент, чтобы хоть одна живая душа подошла, обняла, пусть даже за эту мохнатую шею, прижала мою буйную разгорячённую голову к себе и сказала, что всё будет хорошо, что мы справимся, что мы что-нибудь придумаем, ничего плохого не случится!.. Только вот не было в этом мире никого, кто бы мог это сделать. Накрыло осознание того, что я одна. Да, долго же до меня доходило, а, может, я просто не позволяла себе об этом думать. Но именно сейчас наиболее остро это ощутила. Дома, в своём мире, я тоже часто была в одиночестве, последний год жила одна в своей квартире, но меня это не напрягало: если происходило что-то плохое и серьёзное, то я могла просто сесть в машину, приехать к отцу, сесть рядом с ним и сказать что-то типа «пап, меня обижают!». На что он обычно вздыхал и говорил: ну что, мне идти за ружьём? А я улыбалась, целовала его в колючую от щетины щёку и шла сама разбираться со своими проблемами. Не нужно было, чтобы кто-то решал что-то за меня, достаточно было знать, что за спиной всегда есть человек, который, чуть что, всегда тебе поможет и будет за тебя горой стоять. С ружьём. По более мелким проблемам я, бывало, приходила и к маме. Реже, ибо она мои проблемы воспринимала часто слишком остро. Мама морды за меня бить не предлагала, но выслушать была готова всегда. Сейчас же мне захотелось спрятаться в уголок – и чтобы кто-нибудь защитил и пожалел. Одна проблема: кроме себя самой у меня в этом мире никого толком не было, а жалеть кого-либо я не любила, себя и подавно. Да, плохо; да, может быть, ещё хуже. Но ведь ещё живём! А значит, ещё много чего можем сделать. И это главное. Мне хотелось в это верить, поскольку больше верить было просто не во что.

Да и замёрзла я уже в этом сугробе сидеть…

Кое-как выбравшись из снега, вернулась в Цитадель. Настроение было наипаршивейшее, а потому в комнату Даарена не пошла, предпочитая поболтаться по зданию. Воины на постах шептались между собой. Сначала я не хотела их слушать, обсуждение демонами неудачи местных врачей и превращение собаки меня мало волновали. Но вот от одного из них услышала такое, что скачками понеслась к Даарену. Оказалось, что Лир являлся не просто сотником, мой демон сам когда-то начинал под его руководством: Лир был первым инструктором Дарена, и до того как Предводитель взял его в свою армию, носил бордовую татуировку. Теперь я знала, что она означает: воин, имеющий достаточный боевой опыт, но официально не принадлежащий ни одной из армий.

Добежав до комнаты Даарена, медленно толкнула носом дверь, осторожно вошла. Мой демон сидел за столом, опустив голову на сложенные на столешнице руки.

– Даарен,– тихо рыкнула, упираясь лбом ему в плечо.

Демон не поднял головы, но одна из его рук перекочевала со стола мне на голову, пальцы зарылись в мех между ушами.

– Ты же не умрёшь, правда? – не смогла удержаться от терзающего меня вопроса.– Ты же будешь осторожен? Я постараюсь стать хорошей собакой и защищать тебя, но ты не суйся куда попало, пожалуйста.

Не знаю, что там о тихом скулении подумал демон, но он поднял голову, посмотрел на меня. Вздохнул.

Послышались шаги, я было насторожилась, но тут же расслабилась, узнав идущего. Вошёл Ранс, неся поднос с завтраком для Даарена. Тоскливо проводила глазами демона с зелёной татуировкой, который явно не собирался бегать с чашками для собаки. Будь я человеком, после увиденного есть бы не смогла дня два, но собачий организм думал иначе. Повернувшись, узрела на себе задумчивый взгляд Даарена. Предводитель криво усмехнулся, выбрал из чашки кусок мяса, водрузил его на ломоть хлеба, после чего положил импровизированный бутерброд на пол. Лизнув его руку в благодарность, я улеглась на живот и, придерживая лапами конструкцию, стала медленно откусывать. Добавки мне вряд ли дадут, а оставлять Даарена сейчас одного не хотелось, поэтому приходилось растягивать удовольствие.