Я пыталась распознавать трещины в гендерной идеологии, конфликты между разумом и чувствами и эмоциональную работу, необходимую для того, чтобы соответствовать гендерному идеалу, когда внутренние потребности или внешние условия делают это сложным.

По мере развития этой социальной революции проблемы семей с обоими работающими супругами будут не уменьшаться, а увеличиваться. Если мы не можем вернуться к традиционному браку и не хотим в отчаянии махнуть рукой на брак в целом, очень важно понимать его как магнит, притягивающий к себе проблемы забуксовавшей революции, и понимать гендерные стратегии как основную динамику брака.

Взаимодействие между гендерными идеологиями мужчины и женщины предполагает более глубокое взаимодействие между его благодарностью ей и ее благодарностью ему. Ибо в том перетягивании каната, каковым является брак, идентичность людей влияет на представления о даре. Если мужчина считает более высокий заработок супруги противоречащим его идеалу мужественности, то его согласие «терпеть» это может выглядеть как его дар ей. Но муж также может испытывать те же чувства, что и один из моих информантов: «Когда моя жена начала зарабатывать больше меня, я подумал, что напал на золотую жилу!». В этом случае дар – зарплата его жены, а не его способность снисходительно ее принять. Пары редко ссорятся только затем, чтобы выяснить, кто что делает. Гораздо чаще они спорят о том, кто что приносит и получает в дар.

Когда я наблюдала за парами у них дома, я начала понимать, что они часто на ходу придумывают семейные мифы – версии реальности, скрывающие глубинную истину, чтобы избегать напряжения в семье[10]. Эван и Нэнси Холт справлялись с неразрешимым спором, связанным с распределением работы по дому, при помощи мифа о том, что теперь они «делили ее поровну». Другая пара, неспособная признать конфликт, стала верить, что «мы не дискутируем о том, кто берет на себя выполнение домашних обязанностей, мы и без того слишком заняты нашими карьерами». Еще одна пара была убеждена, что муж по рукам и ногам связан карьерой, потому что «этого требовала работа», тогда как на самом деле за этим скрывалось то, что они с женой друг друга избегали. Не всем парам требуются семейные мифы. Но когда они возникают, то, по моему мнению, зачастую нужны, чтобы справляться с ключевыми конфликтами, которые так или иначе связаны с длинной рукой забуксовавшей революции.

Спустя некоторое время после того как я начала интервьюировать пары, я стала предлагать семьям, которые этого хотели, мою интерпретацию того, как они встраиваются в общую картину, которую я наблюдаю, и какие, на мой взгляд, у них были стратегии для решения проблемы второй смены. Очень часто пары с облегчением узнавали о том, что не одиноки, и получали стимул начать диалог об истоках своих бед.

Многие пары из этой книги работали допоздна и имели очень маленьких детей: в этом отношении им выпала нелегкая судьба. Но в одном кардинальном отношении им повезло больше, чем большинству супружеских пар в Америке: бо́льшая часть из них принадлежала к среднему классу. Кроме того, многие работали в компании, которая проводила прогрессивную политику в отношении персонала, не скупилась на зарплаты и премии. Если уж этим парам из среднего класса с трудом удавалось жонглировать работой и семьей, что говорить о многих других семьях по всей стране, которые меньше получают, у которых более жесткий график, менее стабильная или оплачиваемая работа и которые не имеют хороших детских садов.

Мы с Энн Мачун начали проводить интервью в 1976 году и закончили большинство из них к началу 1980-х. Я закончила в 1988 году. Около половины моих более поздних интервью были продолжением контактов с парами, с которыми я говорили ранее, другая их половина были новыми.