Когда гвардейцы сообщили Стасу Лучкевичу шокирующую новость, он чисто внешне воспринял ее спокойно – только голос его дрожал, когда он с нами прощался. А вот другие отбракованные, бывало, устраивали истерики, сопротивлялись. К ним применяли силу, но никто из мигрантов не пытался вступиться, опасаясь стать следующим. Обычно такое случалось в первые пять-семь дней пребывания в лагере. Рубиконом считался срок в десять дней. Если за тобой не пришли – все будет в порядке.

– Не волнуйся, – сказал я. – Я здесь уже одиннадцать суток.

– Точно одиннадцать? Ты считал?

– Конечно, дорогая. Все, засыпай, тебе рано вставать.

Ядвига улетала утром еще с двумястами переселенцами. Мы успели несколько раз обсудить, чем будем заниматься по прилету. Я, скорее всего, буду строить. Журналистом пока быть не желаю, хотя на «Второй попытке» уже есть радио и газеты. А Ядвига рассуждала так:

– Я буду лечить детей. На новом месте они же болеть не перестали. А еще есть ушибы, порезы. Глубокий порез я хорошо зашиваю. И помочь ребенку появиться на свет тоже умею.

«Дети, – подумал я. – У нас обязательно будут дети. Было бы хорошо иметь нескольких».

Ядвига, видимо, почувствовала ход моих мыслей и сказала:

– Хочу от тебя девочку, а потом мальчика. Только ты прилетай поскорее, не задерживайся. Обязательно прилетай. Прилетай…

Это звучало как молитва.

Я сидел в своем кабинете и играл в «Portal 3». Это была довольно примитивная «стрелялка», но она позволяла расслабиться и на время забыть о проблемах. Хотя психолог мне настоятельно советовал освоить другой вид релаксации – где нужно было отключить мозг и вообще ни о чем не думать. Я пытался, но силы воли не хватало. Не мог я ни о чем не думать! С детства, не переставая, в голове крутились какие-то мысли, часто мрачные. Спасибо творчеству – оно отвлекало. Отвлекало настолько, что в глазах появлялся веселый блеск, и большинство окружающих считали меня человеком жизнерадостным и позитивным.

В дверь постучали. По стуку я понял, что это мой личный референт, моя правая рука, моя подруга, точнее друг – Джилл Миллер. Я закрыл игру, принял деловой вид и придвинул к себе абсолютно бесполезную книгу «Психологический портрет агелонца». Я держал ее на виду исключительно из уважения к автору. Моя правая рука вошла через десять секунд, давая мне время «подготовиться». Так у нас было заведено.

Джилл. Среднего роста, стройная, черты лица не совсем правильные – нос великоват, губы тонковаты. Но когда она начинала улыбаться своей дразнящей лукавой улыбкой – это было само очарование. Как для чиновницы, то одевалась эксцентрично: приталенный пиджак, брюки клеш, белые кроссовки. Со мной вела себя одновременно по-деловому, по-дружески и провокационно. Иногда у меня возникали мысли: а не приставлена ли эта Миллер шпионить за мной? И в рамках задания хочет меня соблазнить. А может, не выдержать и соблазниться? Тем более секса у меня давно не было… Ни за что! У меня любимая преданная жена, а я верный муж и горжусь этим!

– Что случилось, Джилл? – спросил я. – Неужели агелонцы на все плюнули и улетели к себе домой?

– Давно пора. Но нет, они снова обиделись.

– На что?

– Вы задаете риторический вопрос. Они не говорят.

– Предположения есть? Что там у аналитиков?

– Предположений до хрена. Через час будет готов отчет.

Я не любил, когда женщины ругаются, но если это делала Джилл, мне нравилось.

Аналитики мониторили телевидение, Сеть, высказывания политических деятелей. Агелонцы отказывались понимать, что журналист, блогер или политик могут выражать свое личное, часто идиотское мнение. И это не мнение всей Земли. Даже не всех ее идиотов.