Что бы нам дала такая реструктуризация производства военной техники? За весь 1942 год Красная Армия имела в своем составе (считая и потери) 470 000 единиц автотранспорта – в основном грузовых автомобилей. Таким образом, отказываясь от производства танков и от танковых войск вообще, мы бы смогли улучшить подвижность своей армии всего на треть – и все равно не подошли бы к немецкому уровню моторизации.

Мы видим, что результат не оправдывает затрат. Более того, существует правило: если ты не можешь ликвидировать превосходство противника в какой-либо области, следует не пытаться любой ценой сократить это превосходство, а сделать ставку на создание собственного превосходства в другой области – и навязать противнику соперничество там, где ты будешь сильнее. Советский Союз был сильнее Германии в масштабах танкового производства[30] – и постарался полностью использовать это преимущество, переведя «моторизованную» войну в плоскость войны «танковой».

Эта война имела свои особенности. Созданные в 1942 году новые советские танковые и механизированные корпуса не были приспособлены к длительным автономным действиям в тылу противника – то есть их можно было облегчить, значительно уменьшив численность артиллерии и личного состава. Таким образом сильно облегчалось управление соединениями – немаловажный фактор при отсутствии у командиров достаточного опыта маневренной войны.

Зато большое количество бронированных машин придавало танковым и механизированным корпусам Красной Армии высокие ударные качества, позволяя использовать их как для до прорыва вражеской обороны, так и в качестве мобильных противотанковых резервов. Большое количество танков в корпусе (свыше 200) позволяло посадить на броню треть, а то и половину своей мотопехоты – таким образом не только отпадала необходимость в значительной части автотранспорта, но вдобавок ударный кулак корпуса становился гораздо более маневренным, нежели немецкая танковая дивизия, обретая несравнимо большую проходимость. Безусловно, этот маневр ограничивался пределами автономности танка – боезапасом и дальностью хода по пересеченной местности. Однако быстро выяснилось, что уже в оперативном тылу противника появление большого количества советских танков вызывает моральный эффект не меньший, чем появление немецкой танковой дивизии во французском или советском тылу в 1940 и 1941 годах.

Очень быстро выяснились и недостатки советских танковых корпусов. Одним из главных оказалась их невысокая автономность, в результате чего передовые части корпусов сплошь и рядом оказывались в немецком тылу без топлива и боеприпасов. Однако в случае развала немецкой обороны на исход сражения это уже не влияло – тем более что у немцев обнаружилось еще одно слабое место. На протяжении всей войны они всегда были склонны сильно преувеличивать численность противника, особенно же сильно эта особенность стала проявляться в период неудач. Для немецких военных, свято уверенных в своем качественном превосходстве над любым противником, психологически было гораздо проще объяснить любое свое поражение многократным количественным перевесом врага. В результате мощь прорвавшихся в немецкий тыл танковых группировок тоже преувеличивалась, а за этим следовала избыточная реакция – против таких группировок сплошь и рядом бросались подвижные резервы, которые с гораздо большим эффектом можно было использовать в другом месте.