Здесь нужно сказать, что убийство Франца-Фердинанда и его супруги, выражаясь современным языком, стало «актом государственного терроризма»[3]. «Сербский след» в этом преступлении просматривался довольно отчетливо, и можно предполагать, что кайзер Франц-Иосиф, а равным образом и начальник генерального штаба Австро-Венгрии Конрад фон Хетцендорф, рассчитывали поэтому на возможный нейтралитет России. Они полагали, что российский самодержец не поддержит убийц наследника престола и их пособников. Думается, аналогичные иллюзии были какое-то время и у Вильгельма II. В конце июля Конрад принимает желаемое за действительное и приказывает сосредоточить 2-ю армию на Балканском фронте. Уже 1 августа становится ясно, что это решение ошибочно, но механизм запущен, и сделать ничего нельзя: придется вести корпуса в Сербию, разгружать их там – и лишь после окончания остальных перевозок вновь сажать в вагоны и везти в Галицию. Ну не было тогда компьютеров, позволяющих манипулировать сотнями эшелонов в реальном времени! На самом деле их и сейчас нет…

Как бы то ни было, австрийский штаб предполагал на юге быстро разгромить Сербию, а на востоке – нанести решительный удар России, наступая на северо-восток и отрезая от империи Царство Польское. Для успеха этой операции требовались два условия: необходимое и достаточное. Необходимо было любой ценой обеспечить устойчивость южного крыла фронта, где русские, несомненно, собирались наступать. Достаточным условием было встречное наступление Германии из Восточной Пруссии на юго-восток, к Седлецу. Но такого наступления Германия на самом деле не планировала – и, строго говоря, австрийцам не обещала.

Австрийский план привел к нескольким последовательным сражениям на Балканах и грандиозной Галицийской битве.

Для Сербии не было никакого другого плана, кроме «игры вторым номером» – жестко обороняться на естественных рубежах, сообразуя свои усилия с действиями противника.

Положение России в войне было, в общем, стол же нелепым, как и положение Австро-Венгрии. Она была принуждена защищать Сербию, вряд ли испытывая от этого большой восторг. Ради Сербии империя, совсем недавно пережившая проигранную войну и революцию, вступала в смертельную борьбу с сильнейшей континентальной державой – Германией.

И опять встает вопрос, что делать, как распределить силы? Повод к войне лежит на юге – это Австро-Венгрия. Там же и территории, которые Россия с удовольствием присоединила бы к Привислинскому краю – Галиция со столицей во Львове (в 1939 году эти земли действительно удалось аннексировать, они оставались в составе СССР до 1991 года, а сейчас принадлежат Украине). Главный же противник – на севере.

Российское командование отринуло формальные принципы военного искусства во имя быстрой и громкой победы. Оно бросило основные силы против Австро-Венгрии, оставив против Германии менее трети наличных войск.

Здесь нужно подчеркнуть, что ввиду размеров России развертывание русской армии отставало от развертывания немецких и австро-венгерских войск. Однако российский Генштаб превратил эту проблему в преимущество: Россия не создавала в начале войны никаких серьезных резервов – резервами автоматически становились прибывающие на фронт корпуса второй и третьей очереди.

В исторической литературе к российской схеме развертывания относятся довольно критически, указывая на распыление сил между фронтами. Действительно, русский план войны не давал гарантии разгрома Австро-Венгрии ни в его осуществившейся в реальности версии «А» – ни тем более в версии «Г», которая была создана на тот маловероятный случай, если Германия направит все свои силы на Восточный фронт. С другой стороны, в версии «А» против Германии направлялось слишком много сил для обороны, в то время как для наступления их могло оказаться (и оказалось) недостаточно. Аналогичным образом в версии «Г» австрийский фронт был оставлен слишком сильным.