10 июня Муссолини объявил войну Франции и Великобритании, отдавая себе отчет в том, что его страна крайне слаба и в военном, и в материальном отношении. Он был решительно настроен не упустить свой шанс, и получить новые территории прежде, чем будет заключен мир. Но наступление итальянской армии в Альпах, о котором не проинформировали немцев, обернулось полным провалом. Французы потеряли чуть более 200 человек. Потери итальянцев составили 6 тыс. убитыми и ранеными, включая более 2 тыс. случаев серьезного обморожения.
Приняв решение, которое только усилило неразбериху, французское правительство переехало в долину Луары. Министерства и военные штабы разместили в различных шато. 11 июня Черчилль прилетел в город Бриар на берегу Луары, где он должен был встретиться с лидерами Франции. Его самолет, эскортируемый эскадрильей «харрикейнов», приземлился на опустевшем аэродроме, распложенном недалеко от города. Черчилля сопровождали сэр Джонн Дилл, на тот момент уже начальник Генерального штаба, генерал-майор Гастингс Исмей, секретарь военного кабинета, и генерал-майор Эдвард Спирс, личный представитель Черчилля при французском правительстве. Их отвезли в Шато де Мюге, временную штаб-квартиру генерала Вейгана.
В темной столовой их ждал Поль Рейно, мужчина маленького роста, с четко обрисованными дугами бровей на «опухшем от усталости лице». Рейно был на грани нервного истощения. Его сопровождали раздражительный Вейган и маршал Петен. За ними стоял ставший заместителем военного министра генерал де Голль – бывший протеже Петена, пока их отношения не испортились перед началом войны. Пирс отметил, что, несмотря на вежливый прием Рейно, английской делегации дали почувствовать себя «бедными родственниками на поминках».
Вейган описал катастрофу в самых мрачных тонах. Черчилль в тот жаркий день был одет в плотный черный костюм, но это никак не помешало ему вести доброжелательную и очень энергичную беседу на его неповторимой смеси английского и французского. Не зная о том, что Вейган уже отдал приказ сдать немцам Париж, Черчилль отстаивал план партизанской войны и обороны каждого здания в городе. Эти идеи привели в ужас и Вейгана, и Петена, который решил нарушить свое молчание и сказал: «Но это значит погубить страну!» Их главной заботой было сохранение достаточного числа войск для подавления революционных беспорядков. Их мучила навязчивая идея, что в оставленном ими Париже власть могут захватить коммунисты. Вейган, стараясь переложить на других ответственность за то, что сопротивление французской армии рухнуло, потребовал еще больше английских истребителей, зная, что англичане будут вынуждены ответить отказом. Всего несколькими днями ранее он обвинял в поражении Франции не генералов, а Народный фронт и школьных учителей, которые «отказались развивать в детях чувство патриотизма и жертвенности». Оценки Петена были такими же. «Эта страна, – сказал он Спирсу, – испорчена политиками». Возможно, в этом высказывании было много правды. Францию раздирали противоречия, и обвинения в измене не могли не прозвучать.
Черчилль и его спутники улетели в Лондон, не питая больше никаких иллюзий, хотя им и удалось добиться обещания, что соглашение о перемирии не будет подписано без консультаций с Англией. Основным вопросом, с точки зрения англичан, было будущее французского флота, а также вопрос о том, будет ли правительство Рейно продолжать вести войну из французской части Северной Африки. Но Вейган и Петен были решительно против этого, будучи уверенными, что в отсутствие правительства Франция будет ввергнута в хаос. Вечером следующего дня, 12 июня, Вейган на совещании кабинета министров, членом которого он не был, открыто потребовал заключения перемирия. Рейно попытался напомнить ему, что Гитлер был не пожилым джентльменом типа Вильгельма I образца 1871-го года, а новым Чингисханом. Этот шаг оказался последней попыткой Рейно повлиять на своего главнокомандующего.