Тем временем Польша в лице своего правительства в изгнании прибыла в Париж. Ее премьер-министром, а также главнокомандующим польскими вооруженными силами был генерал Владислав Сикорский. Обосновавшись в г. Анже, Сикорский принялся за реорганизацию польской армии из тех 84 тыс. человек, которые смогли бежать после разгрома Польши через Румынию. Между тем в самой Польше начало быстро развиваться движение Сопротивления. Как покажет будущее, польское движение Сопротивления окажется самым быстро организованным из всех, что позднее возникнут в оккупированных немцами странах. К середине 1940 г. польская армия в подполье насчитывала более 100 тыс. членов в одном только генерал-губернаторстве. Польша стала одной из очень немногих стран в империи нацистов, где почти не было коллаборационистов.

Французы были решительно настроены не повторить судьбу Польши. И все же большинство населения страны и ее лидеров не смогло осознать того факта, что эта война будет в корне отличаться от всех предыдущих. Нацистов не удовлетворят репарации и сдача одной или двух провинций. Они намеревались перестроить всю Европу по своему бесчеловечному образцу.

Массам нищих китайских крестьян было не в новинку страдать и терпеть. Они очень хорошо знали, что такое голод, который всегда наступал в их краях после наводнений, засухи, эрозии почвы и грабежей, которые проводили солдаты того или иного местного феодала. Они жили в полуразваленных глинобитных хижинах, и в их жизни царили болезни, неграмотность, суеверия и безжалостная эксплуатация со стороны местных феодалов, забиравших в уплату за аренду земли от половины до двух третей урожая.

Жители городов, включая даже многих левых интеллектуалов, рассматривали крестьян как нечто такое, что лишь немногим отличается от бессловесных вьючных животных. «Сострадание к людям – вещь абсолютно бесполезная, – сказал переводчик-коммунист бесстрашной американской журналистке Агнес Смедли. – Их слишком много». Сама Смедли сравнивала их жизнь с жизнью «крепостных крестьян в Средние века». Они влачили жалкое существование, живя на крошечном количестве риса, проса и кабачков, приготовленных в железном котле, который был самым ценным их имуществом. Многие ходили босиком даже зимой. Летом, работая в поле, склонившись в три погибели, они носили сделанные из тростника шляпы. Их жизнь была коротка, поэтому в селах редко можно было увидеть старую крестьянку, всю покрытую морщинами, все еще ковыляющую на согнутых ногах. Большинство из них никогда не видели ни автомобиля, ни аэроплана, ни даже электрического света. На территории большей части страны местные князьки и землевладельцы все еще обладали феодальными привилегиями.

Жизнь в городах для бедняков была не лучше, даже для тех, у кого была работа. «В Шанхае, – писал американский журналист, живший в этом городе, – по утрам сбор безжизненных тел детей-рабочих у фабричных ворот является привычным, обыденным делом». Бедняков также угнетали жадные сборщики налогов и бюрократы. В Харбине традиционными причитаниями нищих были такие: «Подайте! Подайте! И вы станете богаты! Вы станете чиновником!».

Иногда эти причитания сменялись другими: «Пусть вы разбогатеете! Пусть вы станете генералом!». Их врожденный фатализм был так глубок, что ни о каких реальных социальных изменениях не могло быть и речи. Революция 1911 г., сокрушившая династию Цин и приведшая к созданию республики доктора Сунь Ятсена, была по сути своей городской революцией среднего класса. Таковым же поначалу был и китайский национализм, порожденный очевидными намерениями Японии воспользоваться слабостью страны.