Они были так молоды! Рядовой Территориальной армии Дуг Артур вместе со своим отделением проходил парадным шагом перед Ливерпульским собором – их отправляли на службу за море. К величайшему смущению Дуга, женщина, наблюдавшая за солдатиками в толпе таких же сентиментальных домохозяек, выбрала именно его. «Гляньте, девоньки, – жалостно воскликнула она. – Ему бы дома сидеть, с мамочкой! Ничего, сынок, не боись – все обойдется! Благослови тебя Боже, малыш! Господь за тобой присмотрит, вот увидишь. А этот ублюдок Гитлер за все ответит! Дали бы мне его в руки хоть на пять минуток, эту свинью!»^>12

Президент США Франклин Рузвельт писал своему послу в Лондоне Джозефу Кеннеди 30 октября 1939 г.: «Хотя [Первая] мировая война не выявила в Великобритании сильного руководства, но на этот раз такое может произойти, ибо я склонен думать, что теперь британская общественность исполнилась большего смирения, чем прежде, и медленно, но верно избавляется от неразберихи, поверяя свое прошлое»^>13. Оптимизм президента со временем оправдался, но «неразбериха» царила еще довольно долго.

Следующий акт драмы окончательно запутал вопрос о враждебности и лояльности, потому что на этот раз инициативу проявил не Гитлер, а Сталин. Как и другие европейские тираны, владыка СССР расценивал конфликт исключительно с точки зрения потенциальных территориальных приобретений. Осенью 1939 г., закрепив за собой восточную половину Польши, он решил усилить стратегические позиции Советского Союза, оккупировав Финляндию. Значительную часть этой страны составляли малонаселенные леса и берега озер; ее границы, да и сам суверенитет, были недавнего происхождения, а потому особенно уязвимы. До наполеоновских войн Финляндия составляла часть Швеции, затем до 1918 г. входила в состав России, а потом в Гражданской войне здесь верх взяли силы, враждебные большевикам.

В октябре 1939 г. Сталин вздумал обеспечить безопасность Ленинграда, от которого до рубежа оставалось всего 50 км, сдвинув границу с Финляндией дальше по Карельскому перешейку и присвоив себе финские острова Балтийского моря. Он бы не отказался и от никелевых рудников на северном побережье Финляндии. Финская делегация, вызванная в Москву и выслушавшая ультиматум, к изумлению всего мира, ответила отказом. Подумать только: народ численностью 3,6 млн собирается противостоять Красной армии! Финны и вооружены-то были плохо, но патриотизм в них доходил до степени ослепления. Арво Туоминен, один из лидеров финской коммунистической партии, отклонил предложение Сталина возглавить марионеточное правительство и предпочел уйти в подполье. Он сказал: «Это было бы дурно, было бы преступно, это никак не соответствует форме свободного правления народа»^>14.

30 ноября в 09:20 советские самолеты предприняли первую из множества воздушных атак на Хельсинки. Ущерб они причинили главным образом советскому же посольству да нервам британского посланника – тот попросил освободить его от опасной должности. Советские войска в нескольких местах перешли границу. Финны посмеивались: «Сколько их, а страна у нас маленькая, где же мы их всех похороним?» Национальную оборону возглавил семидесятидвухлетний маршал Карл Густав Маннергейм, герой многих войн, последней из которых стала гражданская внутри самой Финляндии. На царской службе он был отряжен послом в Лхасу и там научил далай-ламу стрелять из пистолета. Маннергейм говорил на семи языках, хуже всего – на финском. Высокомерием не уступал де Голлю, свою беспощадность с лихвой продемонстрировал в 1919–1920 гг. при чистках побежденных коммунистов.