Раздаётся телефонный звонок, приходится лезть в аккуратно сложенные брюки, и мы становимся невольными свидетелями таких слов: – Питер на проводе!.. Уже в Турции? Быстро. Хорошо, сообщу. Не забудь документы. Для отчётности. Как погода?.. Как люди?.. Ну, не пропадай, мы все за тебя переживаем. До связи. – Так дела отвлекают людей посреди самых интересных занятий. Но разве можно поддаваться их давлению в субботу?..

Где-то глубоко в душе Ленинградцев – копия Аполлона, высокий и стройный искуситель дамских сердец, надменно взирающий на окружающих сверху вниз. Но снаружи он невысок, сутуловат и довольно тощ, и если бы не тяжесть политкорректности, мы легко могли бы назвать его крепышом Бухенвальда. Такое несоответствие содержания и формы, увы, всегда обидно. Зато именно оно заставляет человека буквально выворачиваться наизнанку, чтобы осчастливить людей своей внутренней красотой. В ход идут все доступные средства. Некоторые утверждаются посредством занятий каким-нибудь смертоносным видом единоборств, хоть боевым гопаком; иные примыкают к музыкальным движениям радикального толка, шокируя внешним видом обывателей; кто-то очертя голову бросается в искусство, причём не ради наслаждения красотой, как все нормальные люди, а с целью эту самую красоту продуцировать. Все творцы такие, приглядитесь к любому портрету какого-нибудь деятеля искусств: притягательная внешность – плод титанических усилий; стоит только автора лишить его произведений, будто их и не было, как перед нами предстанет существо жалкое, толком ни на что не способное. Глаза его потухнут.

Сколько же надо приложить сил, чтобы из ничего, из вороха слов и жестов создать своё настоящее, наделённое смыслом лицо! Это сложнее, чем рисовать боевую маску ирокеза или возводить карточный домик. Но и результат куда надёжней: с годами следящие за собой девушки всё больше времени, всё с меньшим толком вынуждены уделять искусственной поддержке внешности, а содержательные мужчины с возрастом в обаянии только прибавляют. И привлекают внимание, если только этого хотят.

Довольно о красоте. Пока мы рассуждаем, невольно поглядывая на затылок В. Ленинградцева, к нему, безошибочно выделив его среди отдыхающих и, быть может, заранее договорившись о встрече, подходят молодой человек и девушка, в штатском, безобидной наружности. Облик их не особо сочетается с местной спецификой, и они начинают потихоньку снимать верхнюю одежду, умудряясь держать на весу и блокнотик с ручкой, и диктофон. Журналисты.

После обмена приветствиями, представлениями и рукопожатиями, девушка (Д.) включает свою звукозаписывающую машинку и начитает задавать вопросы, а молодой человек (М.) что-то отмечает в блокнотике.

Д.: – Скажите, господин Питер, что побудило вас выбрать именно это место для нашего интервью?

Ленинградцев (Л.): – А что? По-моему, вполне естественный выбор. Было бы странно, если бы я пригласил вас, например, в библиотеку. Раз уж мы собрались говорить о людях, то делать это лучше среди людей, вы не находите? Кроме того, их количество здесь вполне оптимально. Во всяком случае, рядом с моими туфлями вы найдёте место для своих кроссовок – молодой человек, не стесняйтесь, – но в то же время вашему взгляду будет, на чём остановиться.

Д.: – А чем плохи безлюдные места? Ведь там человек может обнажиться по-настоящему, соединиться с природой…

Л.: – Как психолог по образованию я вам это с удовольствием объясню. Человек по своей природе не выносит долгого одиночества, а некоторые занятия вообще имеют смысл только при наличии других людей. Вот, скажем, писатели или журналисты. Сами себе они и даром не нужны, им необходима аудитория. В одиночестве можно, конечно, плодотворно изводить бумагу, но без публики эта бумага мало для чего пригодна.