Нож занял свое законное место легко. Уйти оказалось еще легче.

– Да вы уши друг другу как следует потрите, вот сон и соскочит, – услышал ускользающий из кухни Эрик.

– Ага! Если этот медведь мне уши потрет, я, пожалуй, и вовсе без них останусь! – долетел чей-то ответ, чуть слышный, занавешенный снегом. Замечательным снегом, прячущим все следы.

Когда нож лег на то место, откуда так недавно, так смертельно недавно Эрик позаимствовал другой… когда нож занял свое место… что-то внезапно закончилось. Завершился какой-то круг, начатый не здесь, не сейчас. Завершился. Эрик не мог бы сказать, откуда взялось это чувство и что означает, он только знал, что оно верное.

Что-то и в самом деле завершилось. Закончилось.

Наставник по-прежнему стоял на крыльце, ожидая его.

– Порядок? – спросил он.

– Порядок, – кивнул Эрик.

Гном посмотрел на него долгим-долгим внимательным взглядом.

Он тоже это почувствовал, понял Эрик. Да нет, какое там «почувствовал», он это знал. Знал с самого начала.

– Что ж, доброй тебе ночи, – промолвил наставник.

«Я пытался убить его, в ответ он подарил мне чудо».

«Ну, если не считать того, что он собирается свести тебя с ума…»

«Отстань, дрянной человечек из головы, может, так надо!»

– Доброй ночи, наставник… – ответил Эрик.

И впервые подумал, что никаких призраков и чудовищ вокруг них нет, да и сами они – вполне себе обычные. Ну, со странностями, конечно, так кто ж без них?

Они вошли в дом – их собственный дом! – и стали подыматься по лестнице. Лестница равномерно поскрипывала. Слышать это было очень приятно.

В воздухе пахло свечами… и молитвами за любимого. Тихий облегченный вздох сказал больше, чем тысячи страниц самых умных книг. Все-таки замечательная у него жена. Самая лучшая. Лучше просто не бывает. Шарц улыбнулся, подходя к постели и зная, что жена тоже улыбается, Сейчас одна улыбка найдет другую…

– Боже! Милый, ты ранен? – вдруг воскликнула Полли.

– Ранен? – Шарц только сейчас вспомнил, что у него голова перебинтована. Ну не до того ему было! Правда не до того. – Это не рана, это Эрик на мне бинтовать учился, – на ходу сочинил он.

«А что, разве не правдоподобно? Мог же я его наставлять в высоком искусстве наложения повязок? Да и вообще это почти правда, он ведь и в самом деле меня перевязывал. Так что это мы с ним практической медициной занимались, вот!»

«Ага! А ночь – лучшее время для начала таких занятий! Ты что, забыл, что мудрее и проницательнее твоей жены нет никого на свете?»

– Врешь! – возмутилась самая мудрая и проницательная.

– Вру, – покорно согласился Шарц.

«Что я, дурак – с женой спорить?!»

– Сильно он тебя? – тотчас спросила Полли.

– Царапина, – отмахнулся Шарц. – Я ж говорил тебе, что все ледгундские агенты сплошные недотепы.

– Так он оттуда? – чуть нахмурилась она.

– Ну да, – вздохнул он.

– Бедненький. Нет, какие же у них там в Ледгунде сволочи сидят! Из такого потрясающего художника и сказителя агента делать!

– Из кого их только не делают…

– Гады, – добавила Полли.

– Вот поэтому я его оттуда и забрал.

– А он тебя вместо благодарности – ножом? – обеспокоенно уточнила она.

– По недомыслию, Полли. Исключительно по недомыслию. Когда кошку или собаку лечишь, они ведь бывает, что и царапаются, порой кусаются, ну так то – разумные животные. А что ты хочешь с несчастного агента? – грустно усмехнулся Шарц.

– Хочешь сказать, что агенты разумностью не отличаются? – улыбнулась Полли.

– Абсолютно, – кивнул Шарц. – Им ее иметь не положено. У них вместо разумности протез. Такой, чтоб посторонние отсутствие оной разумности не заметили. Чтоб считали, что все нормально. А на самом деле там, где у обычного человека разумность помещается, у этих несчастных, как гвозди из головы, торчат разные «задания», «приказы», «легенды» и прочие издевательства над здравым смыслом. Мне это, увы, хорошо знакомо. Сам таким был… какое-то время.