– Это было давно. Фаластымским царством правил тогда один старый тан. И не было у него детей…
Эрик ухватил еще один лист бумаги, и на нем тотчас возник загадочный город с тысячей башен. На самой высокой башне, горестно сгорбившись, стоял старый тан, печалясь на свою судьбу.
– А почему у него детей не было? – робким шепотом спросил Джон. – Он жениться забыл, да?
– У него было сто жен, – трагически поведал Эрик. – И ни одного сына…
Еще один лист бумаги, тоненькие большеглазые фаласские красавицы закутались в полупрозрачные шелка. Они были ужасно печальные. Им не удалось выполнить задание.
– Ой… – тихонько выдохнула Кэт. – Какие они все…
– Целых сто, – покачал головой Роджер. – Как же он справлялся?
– Он был могуч и мудр, – поведал Эрик. – Но счастья в жизни у него не было. И ведь ему не на кого было оставить свое царство…
Плакали фаласские красавицы, жены старого тана, плакал и сам старый тан. В Фалассе не стыдятся слез. Ты слаб, если не умеешь плакать.
– И вот тогда во дворец старого тана неведомо откуда явился мудрец, – продолжал Эрик. – У него была такая длинная борода, что сам он уже приветствовал тана, а борода еще не втянулась в ворота города.
На следующем листе бумаги Эрик изобразил потешно перепуганного стражника, который едва не прищемил бороду мудреца в воротах.
Все трое хихикнули.
– Как вы тут? – спросил заглянувший Шарц.
– Подожди, папа, не мешай, – откликнулись дети. Шарц поглядел на свою бумагу для заметок, усмехнулся чему-то и спросил:
– Эрик, в полчаса управишься?
– Конечно, наставник, – ответил тот, пририсовывая дракону самый огромный хвост, который только мог поместиться на очередном листе, не задев ни прекрасную принцессу, ни очаровательного юношу, будущего рыцаря…
– Ну бегите, играйте, – напутствовал наставник своих детей. – Нам с Эриком работать надо.
– А еще сказку?! – нахально потребовала Кэт.
– Вечером, – твердо ответил сэр доктор.
– Ладно, – вздохнула Кэт. – Но вечером обязательно, ладно?
Троица умчалась.
– Ты позволишь? – спросил Шарц, глядя на разбросанные листы.
– Конечно, наставник, – машинально ответил Эрик, приходя в себя, возвращаясь в реальный мир… и мучительно краснея. Боже, с ним опять случилось это… Потерять контроль над собой, полностью потерять… забыть про все, не осознавать времени, пространства… не слышать голоса наставника там, за стеной… ничего не соображать. Ничего, кроме этой постыдной и тайной страсти, которая вновь взяла над ним верх. То, с чем так упорно сражался его первый наставник, то, что день за днем, час за часом гасила фаласская храмовая дисциплина, то, что должно было служить исключительно делу, идти на пользу заданию… оно вновь прорвалось, выплеснулось наружу и захватило власть. Тайное уродство… неумение владеть собой… вспышка безумия…
– Простите, наставник, – жалко пролепетал он. – Мне… мне так стыдно. Это… этого больше не повторится.
Шарц оторвал взгляд от рисунков. Восхищенный, потрясенный взгляд. Перевел его на ученика.
– Не понимаю, – молвил он. – За что тебе стыдно?
Эрик молчал.
Не понимает? Он? Он не понимает?
– Эрик, у нас есть еще полчаса. До обхода больных. Можно и мне ту же самую сказку? Пожалуйста…
– Можно, – дрогнувшими губами ответил Эрик. Жуткие призраки замка Олдвик черными когтями теней рванули спину.
Вот теперь ему стало ясно все. Абсолютно все. Наставник не вырвет у него сердца. Наставник не станет его жарить и есть. И убивать не станет. Это слишком примитивно. Он приберег для него куда более утонченную казнь. Он позволит его безумию развиться. Попросил же он тогда, в Марлеции, нарисовать его. Да. Так и будет. Он не станет унижать себя убийством недостойного, пачкать свои руки кровью. Он поступит так, как поступают агенты его ранга. Тонко, умно, изящно. Так, чтобы было чем потом гордиться. Он будет всячески поощрять эту ползучую мерзость, эту отраву мозгов, это лишающее воли безумие. Он будет намекать и просить, подсказывать и требовать… до самого конца. Враг не будет убит, он просто превратится в слабоумного идиота, полностью утратившего контроль над собой, истекающего слюнями, картинками и историями. Зачем о такого руки пачкать? Он сам умрет.