Но вот финал первенства страны 1945 года. Начинается игра. Не понимаю, что происходит со мной. Ничего сделать не могу. В таком ураганном темпе, который предложил мой соперник, мы еще никогда не играли. Белиц-Гейман полностью хозяин площадки: он играет у сетки, его мощные смэши, удары с воздуха, с лета приносят ему важные очки. Белиц-Гейман впереди. Я понимаю, что не смогу выиграть матч, если не заставлю противника отступить от сетки, если не завладею инициативой. После перерыва в четвертой партии (Белиц-Гейман выиграл две) борьба была на редкость упорной. С любого мяча я шел вперед. Задача одна – заставить соперника отступить, отойти от сетки. Шел, как мы говорили, на абордаж и… Белиц-Гейман дрогнул, отступил. Этого было достаточно. Обстановка на площадке изменилась, теперь уже я был хозяином положения и в тяжелой борьбе довел матч до победы в пятой, решающей партии.
Я всегда очень удачно играл против «Динамо», в командных, да и в личных соревнованиях, выигрывал у Новикова, Белиц-Геймана, Корбута и других на Центральном корте «Динамо». Динамовцы, в конце концов, «рассердились» и «закопали» несчастливое для них место – корт с трибунами на четыре тысячи мест. Теперь его нет. Конечно, это шутка, но корт, принесший мне столько радости и побед, был мне особенно дорог.
Одного теннисиста, не скрою, я боялся всегда и к встрече с ним готовился особенно тщательно – отдыхал, набирался сил. Теннис – атлетическая игра, и матч продолжается иногда три, четыре, пять часов. Спортсменам приходится непрерывно перемещаться на площадке, все время находиться в движении, производить из самых различных положений удары по мячу, быстро решать различные тактические задачи, возникающие в ходе борьбы. Матчи же с Негребецким всегда были упорными, на редкость нервными, и хотя победа чаще была на моей стороне, три самых главных, самых важных матча закончились победой выдающегося мастера, каким являлся Эдуард Негребецкий.
Это был Геркулес. Стройный, красивый, обаятельный, темпераментный. Смелой манерой игры, мощными разнообразными ударами он завоевал сердца поклонников тенниса во всех городах нашей страны. Это был любимец публики. Даже когда выдержка изменяла ему и он «сердился» на площадке, – а «сердиться», смею вас уверить, он умел, – то и тогда смотреть на него было одно удовольствие. У него была мощнейшая первая подача. Самобытный, беспощадный удар справа, и когда он получался, когда Негребецкий был в ударе, жалко было его противников. Он буквально уничтожал их. Против Негребецкого не устоял даже сам чемпион мира Анри Коше, правда, всего в одной партии. Негребецкий играл красиво, в остро атакующем стиле. Атака была его стихией, а у сетки с воздуха, с лета он играл превосходно. В матчах с Негребецким мне приходилось решать непростую задачу – завладеть инициативой, вести игру, не дать сопернику развернуться, потому что более мощного теннисиста, чем он, трудно себе представить, надо было подавить его, не дать возможности перейти в наступление. Но если он атаковал…
Помню, в матче на Кубок Советского Союза наш поединок в очень жаркую, 40-градусную, погоду в Киеве продолжался свыше четырех часов. В течение одиннадцати игр я только… собирал мячи. Ничего не мог сделать. Его сильнейшие удары достигали цели. Преимущество его было подавляющим. Любой ценой я пытался изменить ход борьбы на площадке, овладеть инициативой – ничего не получалось. Но мы, теннисисты, знали, что Негребецкий помимо высокого мастерства обладал еще и не очень уравновешенным характером. Нервы в любую минуту могли его подвести… И я продолжал борьбу, надеясь на лучшее.