[В марте 1952 года начата подготовка к постановке оперы Мусоргского «Борис Годунов». Этот спектакль cтал одной из лучших работ М.М. Валентинова как режиссера].

6 марта 1952 г.

Утром – беседа с хором по «Борису». Потом ходил с Верой на лыжах в Пушкинский садик, на обратном пути крепление лопнуло, и пришлось идти пешком. Вечером дежурил на «Балмаскараде».

7 марта 1952 г.

От Софьи Герасимовны узнал о смерти горячо любимого друга и учителя Н.И. Сперанского [Профессор Московской консерватории, певец (бас)]. Мир праху его! Вот и Кока ушел из среды живых близких мне людей старого поколения; все меньше и меньше их вокруг меня.

11 марта 1952 г.

Все забываю и теряю: днем забыл в консерватории очки, а вечером во дворце им. Ленина – портфель с книгами. Вечером читал в Канавине «Шостакович, Кабалевский, Хачатурян» без подготовки, но очень удачно. Смотрел «Тарзана» – чушь собачья, но народы, пейзаж и животный мир Африки очень интересны.

13 марта 1952 г.

Утром репетировал «Фауста» с хором. В 2 ч. началась «мка». Меня смешали с грязью за «Игоря», Ваню за «Сусанина», все дерьмо и все никуда не годится. Ерофеев – классик: все перевалил на меня. Надо покончить с главной режиссурой, но сейчас этого делать нельзя; только после «Бориса Годунова».

15 марта 1952 г.

(…) Был на похоронах С.А. Афанасьева. Пошли и мне, Господи, такую легкую кончину, но, если можно, то не очень торопись! Вчера в Водном [институте] читал о Мусоргском.

27 марта 1952 г.

Был на «Сев. цирюльнике» до 2 акта. Прочел приказ, что мне поставлено «на вид» за самоустранение от «Садко». Вечером читал в Политехническом о Чайковском, под впечатлением этой паршивой стенограммы был очень собран и, как мне кажется, читал хорошо. [Лекции часто стенографировались «компетентными органами», чтобы была возможность уличить лектора в политической неблагонадежности]. Подумав о нашем театре, решил, что он похож

на пиратский корабль, где только и думают, кого выкинуть за борт.

31 марта 1952 г.

С утра заседаем (с 11 до 16) – приемка эскизов «Эсмеральды». В 1630 ухитряюсь с Верой сбегать на 2ю серию «Тарзана». Лучше первой. Звери очаровательны, но угнетенные труженики экваториальной Африки на меня произвели впечатление подлинных «исчадий ада». Впрочем, полагаю, что это связано с деспотизмом царьков, сложившимся феодализмом и т.п. Африканцев надо освобождать от их собственных правителей в первую очередь. Вечером делал в Доме офицеров доклад «Идея патриотизма в музыке», что обошлось мне ровно в сто пятьдесят рублей. От ужина сбежал. (…)

14 апреля 1952 г.

Мне – 48, сорок восемь лет! Утром репетировал 2 к. «Игоря». День в консерватории. Придя домой, лег отдохнуть и был поднят телефонным звонком. Друзья напомнили о себе. Вечером на конференции в Водном был необычайно растроган овацией по моему адресу. Боже мой! Как это было приятно! Пришел поздно – сна ни в одном глазу.

1 мая 1952 г.

Поздно встал и весь день сидел дома и писал письма. Вечером на «Игоре». Кошмар! Из 14 рабочих – 6 налицо. Оркестр пьян, балет тоже. Все вкривь, вкось и коекак. Ерофеев говорил, все ему так омерзело, что он готов уйти в самодеятельность. Врет, конечно.

30 мая 1952 г.

Вечером разговаривал с Малышевым, все это принимает весьма нежелательный оборот, т.к. если я подам заявление об освобождении от обязанностей глав. pежа, то мне придется уйти из театра совсем, что пока меня еще не устраивает. Придется терпеть, пока хватит сил. (…)

23 июня 1952 г.

(…) Заседали в здании Обкома с 12 до 18!!! Съел бутерброд за 2 р. 37 к. Беззубый, неинтересный доклад Рябовой закончился такими же прениями. После довольно толкового заключения Морозова (о том, что главной задачей является разоблачение капитализма и пропаганда идей коммунизма) выступил Хныгин и начал плести чтото невнятное. По этому поводу Нил [