Пленника допрашивали, с магией и без. Каждый по отдельности, все вместе, Магистры оставляли его без внимания на долгие недели и начинали допрос заново. Бывший принцепс Асилума сперва молчал. Потом посылал их к богам, смеялся в ответ на любой вопрос, будто сошел с ума, говорил на отвлеченные темы. Затем замкнулся, отвечая тюремщикам односложно, честно и совершенно бесполезно. На новость о постигших родину несчастьях он без единой эмоции сказал, что кто бы сейчас ни владел Асилумом, он не хочет отдавать землю захватчикам. Но было ясно одно: если Метел что и знал, то никоим образом не собирался делиться знаниями с Советом. Даже зелье, развязывавшее языки самым отъявленным упрямцам, не принесло результата.

Иллий был тем, кто говорил с пленником последним. Магистр рассказал тому, что творилось в Асилуме: про голодные бунты, которые жестко подавили, и лютый холод. И по реакции Метела так и не понял, имел ли тот представление, кто владел Правом на Асилум. Создавалось впечатление, что некогда гордый воин совершенно раздавлен.

– Ритуала передачи не было, – добавил Второй, погружаясь в воспоминания. – Или, – он хмыкнул, – мне удалось его прервать.

– Это ничего не означает. Казнить его, и принадлежит ему Право или нет, оно станет нашим. – Третий вернулся к своему креслу, но садиться не спешил. – В камеру-забудку его, и с концами…

Иллий, оставшийся единственным стоящим в центре зала, чувствовал, что все чего-то ждут от него.

– Казнь ничего нам не даст. Возможно, мы что-то не знаем. – Одно предположение о том, что Магистрам может быть что-то неизвестно, возмутило Третьего и Четвертого; они вскинулись, чтобы горячо возразить, и лишь легкое движение руки Первого Магистра остановило их. Иллий кивнул и продолжил: – Второй сказал, что Право могли передать без ритуала, не по крови или родству. Это возможно, мы знаем несколько таких прецедентов в прошлом. Что мешало императору Асилума передать Право кому-то другому? Он понимал, что Асилум обречен, зачем ему вверять страну тому, кто погибнет вместе с ним?

Иллий много думал об этом. Что, если магия признает передачу Права только в честном бою? Убивать безоружного поверженного врага – бесчестно. Оставить его гнить в забудке, одиночной замурованной камере, без воздуха, света и надежды – глупо. Пятый Магистр кинул быстрый взгляд на Первого, убеленного сединами старца, сидевшего на каменном, даже с виду неудобном кресле. Глава Совета молчал, Иллию даже показалось, что тот прикрыл глаза.

– По донесениям, с момента штурма из города по морю отчалил корабль… – задумчиво протянул Четвертый, чем заслужил неопределенный взгляд от Третьего, который все же сел и теперь воевал с рукавами, складки которых не хотели ложиться так, как ему хотелось.

И все они знали, что не могли быть уверены в гибели наследников Императора. Да, Второй лично позаботился, чтобы укрытые вдали от столицы дети ушли к богам, но вести из Асилума были слишком тревожными.

– Метел действительно может что-то знать, – заметил Иллий. Солнце ушло за горные пики, и в зале стало темно на пару мгновений, пока амулеты один за другим не подожгли светильники, развешанные по стенам. Иллий подождал, когда загорится последний, прежде чем продолжить: – Я предлагаю подвергнуть его Суду.

– Невозможно! – хором ответили Третий и Четвертый.

– Отличная идея, – поддержал Иллия Второй.

Первый молчал.

– Представьте: пленник отдается на волю богов. Умрет – или попытается выжить. Спасется – или станет бесправным рабом.

Иллий рисковал, предлагая провести Суд. Еще никогда на его памяти нынешний Совет не приговаривал к Суду чужестранца. Все просто: преступникам предоставляли возможность уйти на все четыре стороны, назначали определенное время, за которое те могли скрыться, и спускали на него всех собак. Любой мог остановить беглеца, и, если это случалось, несчастный преступник становился рабом, полностью подчиняясь воле нового хозяина – того, кто способствовал его поимке.