Опорный пункт оказался в соседнем дворе, на первом этаже жилого дома. В небольшой комнатке с надписью на двери «Участковый» пахло застарелым табачным дымом и почему-то ливерной колбасой. Отъявленный коррупционер оказался парнем лет двадцати пяти, светловолосым и круглолицым. Такой Иванушка-дурачок из сказки, еще до того, как он обвел всех вокруг пальца и отхватил себе в жены царевну. Ничем не примечательный такой Иванушка.

Поговорить, правда, сразу согласился. Предложил только выйти во двор, покурить на воздухе.

Так и разговаривали – они с Димычем курили, а я, бросившая это дело три года назад, слонялась вокруг, навострив уши.

Участковый рассказал то же самое, что и хозяйка Джоника, с той лишь разницей, что совсем не считал пса невинно пострадавшим. Наоборот, по его словам выходило, что собака была совершенно неуправляемой, держала в страхе всю округу, а хозяйка, души в нем не чаявшая, ни на какие замечания, уговоры и даже законные требования не реагировала.

– Да эта зверюга всех здесь достала, – горячился участковый. – Детей страшно было на улицу выпустить. У меня знаешь сколько жалоб на эту тетку с ее псом лежит! Одного покусал, другому одежду порвал. На ребятишек нападал сколько раз. Пекинеса разорвал на глазах у хозяйки. А другая свою шавку на руки подхватила, так Джоник этот ей все руки погрыз и пальто порвал. У меня самого сколько раз руки чесались его пристрелить. Да тетка там сильно склочная, чуть что – жалобы пишет.

– Да, с крупной собакой проблем хватает.

– Да при чем тут размер? – не понял участковый. – Вон в том подъезде, видишь, «кавказец» живет. Уж куда крупнее. А ни одной жалобы на него. Водят на поводке, команды он знает, в песочницу не гадит. И никаких проблем. Хоть слона заводи, только другим не мешай. Тут хозяйка на всю голову ударенная. Джоник у нее умный, а все дураки. А тут Кравчук этот заселился. Он же офицер бывший, чуть ли не из горячих точек. Так-то тихий, ничего не скажу. А как зверюга этот пацана его и мамашу порвал, так он не стал жалобы мне писать. Пошел, да и пристрелил. И я тебе скажу, правильно сделал.

– Пистолет изъяли?

– Нет, – с вызовом ответил участковый. – Не изъяли. Он у него спортивный. Спортом мужик занимался, имеет право. Да у меня письмо коллективное в поддержку этого Кравчука. Пусть старая ведьма умоется.

Димыч посмотрел вдаль, затушил окурок и сказал вкрадчиво:

– Пистолет придется изъять. Временно. На экспертизу. Калибр там какой? Пять и шесть?

– Да, – парень был озадачен не на шутку. – А зачем тебе экспертиза.

– Проверить надо. Ты давай, поговори с этим Кравчуком осторожненько, пусть сдаст добровольно.

Ларка сидела на полу и заливалась соловьем:

– Ты моя хорошая. Ты моя девочка маленькая. А что у нас здесь? Смотри, какая штука. Иди сюда, моя ласточка.

Я смотрела на подругу с ужасом. Вот оно, началось. Лариска совершенно потеряла голову, и не то что позволяет этой маленькой прохвостке сесть себе на шею, она ее сама подсаживает, чтобы удобнее было. Что же дальше будет? Когда «ласточка» вырастет.

Объект Ларкиного обожания тем временем придирчиво изучал меня. Сначала разглядывала издалека, спрятавшись за углом шкафа – видно было только черный нос-пуговицу и правое ухо конвертиком. Это мне Ларка объяснила, что уши у ее «девочки» сейчас конвертиком. А потом будут домиком. И только потом, к полугоду, встанут окончательно, как положено по породе.

Лариска, как все увлекающиеся люди, отдалась новым ощущениям с головой. Ни о чем другом она говорить просто не могла, только о своей драгоценной Лизе.

– Ты зачем ее человеческим именем назвала? – поинтересовалась я на всякий случай.