Вторая причина, которая объясняет мое бегство, – я не хочу стать для вас обузой. Если бы я остался, было бы именно так. У вас есть другие дела. У всех.
Третья причина скорее имеет отношение к гордости и к эго. Так ли уж она похвальна? Не знаю. Но вот ведь, я не хочу, чтобы мой образ померк в ваших глазах. Я предпочитаю уехать (наверно, эгоистично), оставшись в вашей памяти таким, каким себя вижу: молодым, красивым, мускулистым, с большим будущим, энергичным, обольстительным (да, посмейтесь)…
Я не хочу впасть в маразм, не хочу, чтобы мне помогали вспомнить, как меня зовут, чтобы меня заново учили завязывать шнурки или варить яйца. Я не хочу запомниться вам жалким и уязвимым (особенно последний пункт). У меня есть гордость, как у всех. Я предпочитаю прожить последние месяцы вдали от ваших глаз.
Еще одна причина, более симпатичная: я всегда хотел предпринять это путешествие к природе!!! Рено, мы с тобой поклялись! У тебя еще будет время сделать это позже, с Летисией и мелким. А для меня – сейчас или никогда. Славно уехать, осуществив мечту;)
Я не хотел прощаний. Я трус. Это тоже одно из моих достоинств.
Вот как с этим письмом: это легче, чем телефонный звонок. Не знаю, позвоню ли я вам когда-нибудь, но писать буду, это точно. Во всяком случае, так долго, как буду помнить вас.
Я постараюсь написать по письмецу каждому в отдельности в ближайшем будущем. Но будьте снисходительны, мне нужно время, чтобы найти слова. Они появятся.
Теперь придется прослезиться, потому что я должен сказать, что люблю вас, что вам не надо обо мне тревожиться и что я счастлив. Хоп, готово! Наберитесь терпения, следующее письмо придет очень скоро.
Обнимаю вас.
Эмиль
У него чувство, что он снова бежит, еще раз уклоняется от прощаний. Ладно, не важно. Через несколько месяцев его не будет. Оставшиеся договорятся со своими воспоминаниями, сами придумают достойное прощание и весомые причины.
Жоанна сидит по-турецки в воде, которая доходит ей до пояса. Она расстелила выстиранное белье вокруг на валунах. Услышав шорох его шагов по гальке, она поворачивает голову.
– Ты дописал свое письмо?
Он пожимает плечами. Вид у него хмурый.
– Да.
– Отправишь его сегодня?
– Или завтра. Когда мы поедем делать покупки для похода.
Повисает молчание. Он стоит на берегу, переминаясь с ноги на ногу. Он напряжен. Жоанна бьет руками по поверхности воды, летят брызги.
– Ты недоволен? – спрашивает она.
Он хмурит брови.
– Что?
– Ты недоволен тем, что написал?
– Да… Немного. – Он выдавливает подобие улыбки. – Это видно по моему лицу?
Ее лицо ничего не выражает, когда она отвечает:
– Да. Но ничего страшного, ты напишешь еще.
Он отвечает не сразу. Потирает шею, смотрит, как она плещет руками по воде.
– Да, но… У меня мало времени для этого.
На этот раз Жоанна поворачивается к нему. Подтягивает колени к груди, поднимает к нему свое бледное лицо.
– Потому что ты скоро умрешь?
Она спрашивает тихим голосом, но отчетливо, нимало не смущаясь. Ему это нравится. Он не спешит с ответом, садится на большой валун, снимает ботинки, носки и погружает ноги в прохладную воду.
– Нет. У меня есть еще время, прежде чем это произойдет… То есть, я думаю…
Несколько секунд он играет с водой, бьет по ней пальцами.
– Два года, – говорит она.
– Приблизительно.
– Два года – это достаточно, чтобы написать настоящее письмо, правда?
Она смотрит на него серьезно и выглядит совсем взрослой, не потерянной девочкой, как он думал в первые дни.
– Не в этом проблема.
– Не в оставшемся времени?..
– Нет.
– В чем же?
– В том, что я все забуду. Может быть, через полгода. Может быть, завтра. Так что я не знаю, будет ли у меня случай написать это письмо.